В море, когда настоящее и ближайшее будущее непосредственно зависели от него, а особенно в такой хрупкой ситуации, Джек Обри редко размышлял о прошлом, но сейчас дух его был подавлен. Вопреки собственным здравым рассуждениям он, как и многие моряки, был суеверным существом. Ему не нравилась темная суша, неприятный цвет моря впереди, опасная банка. А смерть юного Миллера не только опечалила, но и подтвердила многие иррациональные убеждения.
Он довольно долго просидел на рее. Дважды почувствовал, как тот двигается под ним — рей брасопили точнее к ветру. Сквозь размышления доносился грохот орудий, хотя и не такой усердный со стороны «Муската», интервалы выросли.
Время шло: приказы, стук молотков на шкафуте, шумы не особо спешащего корабля, стабильная бортовая и килевая качка, более заметная наверху, но не настолько, чтобы вторгнуться в мысли.
Три склянки внизу. Более–менее автономная часть сознания отметила: «Три склянки первой собачьей вахты». При этих словах вернулось что–то вроде умеренной веселости. Они напомнили об ответе Стивена Мэтьюрина на вопрос, почему вахты называются «собачьими»: «Потому что они купированные». Джек считал это самой остроумной вещью, которую слышал в жизни. Он невероятно ценил эту фразу и очень часто, быть может, даже слишком часто, рассказывал эту историю, хотя иным не слишком сообразительным джентльменам и даже женам офицеров приходилось напоминать, что собачьи вахты гораздо короче остальных. Купированные.
Ответ был дан много лет назад, но с годами рассказ отточился, и снова заставил Джека улыбаться, когда он спрыгнул с рея, схватился за качающийся бакштаг, легко соскользнул вниз и приземлился на форкастеле. Пройдя по мостку на квартердек, он заметил две новых дыры в грот–ундер–лиселе и увидел, как Филдинг с боцманом возятся с талями, дабы вовремя спустить шлюпку–приманку.
— Как мы идем, мистер Ричардсон? — спросил Обри, бросив взгляд на далекую «Корнели».
— Всего лишь восемь узлов в две склянки, сэр. Француз начал догонять и снова попал в кормовую галерею левого борта, так что я подтянул шкоты.
— Проклятая галерея. Я только–только раздобыл новый умывальник. Фарфоровый, невероятно изящный.
— Да, сэр. Выбрать шкоты еще, сэр?
— Нет, уже почти конец вахты.
Остаток дымки на востоке засиял очень нежными оттенками золотого и розового, а солнце отстояло от воды едва ли на собственную ширину. Джек внимательно вгляделся в море за бортом и в кильватерную струю. Он был почти уверен в том, что скорость выросла минимум на сажень, но желаемое так легко принять за действительное:
— Что ж, может быть. Когда светло, проще разглядеть часы.
— Восемь узлов и ровно сажень, если угодно, сэр, — сообщил вахтенный мичман Рид несколько мгновений спустя.
При этих словах «Корнели» выстрелила. Ядро взметнуло фонтан воды ближе, чем в пятидесяти ярдах за кормой: фрегат выдерживал темп погони. «Что ж, это воодушевляет», — заметил про себя Джек. Он остался на палубе понаблюдать закат, осветивший француза недолгими лучами великолепия. Когда пятью минутами спустя Обри спустился вниз, с востока на море уже надвигалась темнота, а Луна заметно прибавила.
— Сэр, — сообщил Киллик внизу у трапа, — я перенес ваши спальные принадлежности в каюту бедного мистера Уоррена. А мистер Сеймур рад–радешенек остаться с мичманами, пока вашу спальню не приведут в порядок.
Лицо Киллика приняло то напряженное выражение, с которым он или скрывал правду, или предлагал ложь. Джек прекрасно знал, что его стюард без особой нужды навязал все это Сеймуру и кают–компании. Они и сами бы наверняка предложили такой же вариант.
— Понял. Сыграй побудку ящику портвейна восемьдесят седьмого года.
После этого Джек отправился в кают–компанию. Все офицеры, кроме Ричардсона, собрались вокруг разложенной на длинном столе карты:
— Джентльмены, я вынужден злоупотребить вашим гостеприимством сегодня, если позволите. Кормовая каюта должна остаться освещенной, и если «Корнели» продолжит нас обстреливать, то для поддержания в них боевого духа мы должны отвечать. — Кают–компания заявила, что все очень рады. Джек продолжил. — Мистер Филдинг, простите что говорю здесь о делах службы, замечу только, что, когда мы войдем в пролив, следует бросать лаг каждую склянку. Подвахтенные могут повесить койки, чтобы поспать перед завтрашним днем, и можно разжечь огни на камбузе. И наконец, я беру ночную вахту. Заступлю после того, как поужинаю. Благодарю вас за доброту, мистер Сеймур. — Сеймур склонил голову в поисках изящного ответа, но прежде чем он нашелся, Джек спросил: — Доктор, можем ли мы посетить лазарет, пока разжигают огни?
— Вот что я тебе скажу, Стивен, — признал он, пока друзья шли рядом. — Я знаю, как тяжко, когда над вами нависает капитан — все сидят по струнке, не рыгнешь и пошлую историю не расскажешь. Так что я приказал достать ящик нашего портвейна восемьдесят седьмого года. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Очень сильно возражаю. Заливать этот уникальный напиток в глотки моих товарищей по столу — богопротивно.