Мусор

– Точно! Есть тут у нас один: торгует телефонами, где автарь…

– Это где? – как всегда стала допытываться мать, давно не выходившая из дома, но желавшая иметь точное представление обо всём, что за его пределами меняется и случается, чтобы поддерживать в себе иллюзию активной жизни.

– Там, чуть наискосок пройти за здание вокзала, – пояснила ей вместо сына сестра.

– В сторону лесочка или в сторону рынка?

– К рынку.

Дима не желал сдаваться:

– Впаривает всё, что можно! Русский торгаш так бы никогда не смог.

– Да уж, у них это в крови!

Клава серьёзно смотрела на племянника, выжидая недолгую паузу. Она ждала продолжения, но поняла, что это всё, что хотел сказать Дима, и вернулась к своей истории.

– Ну, в общем, Галька с мужем и кричали на неё, и из дома грозились выгнать – той всё нипочём. Люблю его, говорит, и всё тут, замуж выйду. В итоге сдались…

– А что поделать? Дочь, – вставила мама, быстро зыркнув на Ангелину, которая в молчании ела свою гречку и словно никого не слушала.

– … и на днях Галька собирается идти в храм, спрашивать, что хоть делать-то ей. Всё же другой веры человек! Так телека насмотришься, что они с жёнами своими вытворяют потом, после женитьбы! И детей ведь крадут, уроды!

– А, нашим дурам всё равно, – заговорила мама, аккуратно собирая на разбухший хлебный мякиш остатки еды со своей тарелки. – Они так и будут за этих исламистов замуж бегать, лишь бы одним не оставаться. Как будто своих мужиков мало, – и она украдкой взглянула на сыновей, быстро отвернувшись, как только поняла, что Саша поймал и верно расшифровал её взгляд.

Тюрин снова понимал всю бессмысленность своего вмешательства, но остановиться не мог: сознание собственного превосходства в такие моменты затмевало все внутренние разумные доводы.

– Если он всё-таки армянин, то они тоже христиане.

– Ага, рассказывай! – возмутилась Клава, поворачивая к нему своё красное лицо. – Придумал! Как чёрный может быть православным?

Мама, засунув в рот свой хлебушек, не переставая жевать, сказала:

– Нет, они точно не православные. У них другая вера. Очень похожая на нашу, но немного другая.

– Григориане. Это ответвление христианства.

– Нет-нет, – уверенно возражала мать, даже не глядя на него, изучая свою тарелку и напряжённо при этом жуя.

– Они же даже крест носят! Я точно знаю, у меня в редакции работает армянин.

– А у тебя в редакции, я гляжу, все главные умы собрались! – резко съязвила мама.

«Сейчас она опять обидится. Не стоит продолжать. Не стоило и начинать-то вообще!».

– У нас в редакции! – снова передразнила она его. – Только и слышишь! А я тебе не в редакции, а здесь совершенно точно говорю, что у них другая вера! Тоже, может, с крестом, но другая!

Саша не мог сдержаться. Ну откуда она может так точно это знать, просидев безвылазно в доме добрую половину жизни, давно не выбираясь даже на рынок по выходным? Зачем всегда говорить глупости с уверенным видом, спорить? Почему, в конце концов, не допустить, что хотя бы это он может знать лучше неё?

– Вы хоть понимаете, в чём суть вашего христианства? Вас объединяет вера, что Иисус из Назарета, погибший на кресте, был сыном бога, а не простым лгуном и аферистом.

Мама суетливо перекрестилась.

– Вот поэтому вы освящаете себя крестным знамением, носите крестик на груди. Это ваш отличительный признак, знак ваших убеждений. И все, кто носит крест и крестится, разделяют их же. Значит, все они тоже христиане: ответвлений много, но суть веры одна. И незачем говорить о том, чего не знаете, не нужно меня высмеивать! Я тоже всегда уверен в том, о чём говорю.

Он поймал серьёзный взгляд Ангелины напротив: в нём не было восхищения, скорее сочувствие. Она как бы приветствовала его на своей стороне отчуждения.

«Нет, не надо так делать», – тут же смиренно решил Саша, испугавшись, что ведёт себя, как уязвлённый подросток, хотя совершенно этого не хотел.

– То-то и плохо, что всегда уверен, – разочарованно вздохнула мать и с демонстративной нежностью обратилась к Диме. – Ты вроде добавки хотел, сынок?

Тот кивнул и вступил в дискуссию, раззадоренный тем, что все в ней могли высказывать своё мнение.

– А я не пойму… Ну хорошо, вот приехали вы сюда, вас пустили, дают возможность русских намахивать своими ценами… Но девок-то наших зачем трогать? Вы езжайте к себе, в свои горы там…

– Точно-точно, – горячо поддержала его Клава. – С козами там своими спите!

Мама, бренчавшая ложкой о кастрюлю на плите, засмеялась.

– Скажете тоже! Наши дуры им дают сразу!

Ангелина пробормотала: «Спасибо», – и вышла. Мать молча забрала у Саши тарелку и не предложила чаю. Вскоре он тоже ушёл, и никто не обратил на него внимания. Дима рассказывал историю об однажды виденном в магазине негре: «А он чёрный ну просто, как ночь, одни зубы светятся в темноте», – и женщины испуганно охали, откуда же такой мог взяться в Боголюбове.

Теперь Саша поднимался в гору вслед за сестрой, пригласившей его снова присоединиться к их прогулке с подругой.

– Саша должна пиво вчерашнее принести, – серьёзно сказала она после долгого молчания, явно желая прервать неловкость.