Мусор

– Согласие – определяющая вещь. Болен в этом смысле только тот, кто испытывает возбуждение от сопротивляющейся жертвы. Даже в браке извращенец – тот муж, который принуждает жену к сексу, если она этого сейчас не хочет, поскольку это противоестественно. А уж детей и животных точно берут против воли.

– Ну, дети разные бывают, – отметил Игорь. – Может, не все и против.

– Слушай, ну аргумент о том, что восьмилетний ребёнок сам согласился, – это уловка маньяка. Значит, ему предложили так, чтобы он не понимал, что именно предстоит делать. Любой здоровый человек знает это, и подобное предложение вообще не сможет его заинтересовать в конце концов!

– А если не восьмилетний? – спросила Саша. – Если, допустим, лет двенадцать?

– Возраст согласия надо понижать, тут я поддерживаю, – ответил Тюрин. – Это же гормоны. Бывают девчонки, которые и в шестнадцать чуть ли не в куклы играют, а есть такие, которые и в двенадцать уже c грудью и вообще созрели. Если девочка начала интересоваться сексом, так её никакой запрет не остановит, я думаю.

Он зачем-то посмотрел на Сашу, желая проверить, исчерпывающий ли дал ей ответ. Она медленно отпила из своего стакана, слишком внимательно изучая его лицо. «Зачем я посмотрел? Выходит, как будто я на что-то намекаю?». Он перевёл взгляд на Игоря.

– Это верно не только для девочек. И некоторым мальчикам даже в выпускных классах рано об этом задумываться. Надо подрасти.

Тот привстал, но сделал вид, что не услышал или не понял насмешки. «Наверняка постоянно их слышит. Это его тактика. Может, и я в шестнадцать со стороны выглядел так же?».

– Ладно, пойду я, завтра снова в семь вставать, – искусственно зевнув, заявил парень и, быстро, почти незаметно, пожав руку Тюрину, отступил куда-то в темноту.

«Отлично, молодец. Прогнал семнадцатилетнего дурачка, подарил ему новый комплекс. Отвоевал территорию. Теперь будешь тут один: самый взрослый, самый умный самец, испугавшийся конкуренции с ребёнком. Понравилось быть крутым на его фоне?».

Ангелина вдруг достала телефон, посмотрела на экран, повернулась куда-то в сторону, как будто высматривала что-то вдалеке, и произнесла: «Я отойду?».

Саша равнодушно кивнула. Тогда она посмотрела на брата. Тот тоже кивнул ей и улыбнулся, желая показать, что догадывается, куда она идёт, и одобряет. Её это, кажется, обрадовало. Уже отойдя, она обернулась и крикнула ему: «Сашку проводишь?». «Конечно», – крикнул он в ответ. Ему тоже стало весело и легко. Девушка улыбалась. Здесь, при жёлтом искусственном освещении, граничащем с тьмой, с таинственно подсвеченной прожекторами идеально прямой белой колокольней позади неё, Саша выглядела особенно изысканно.

– Нормально ты Игорька уделал, – сказала она и откинулась на прямые руки, вытянув вперёд длинные ноги. Такая смелая, такая вальяжная.

Саша вернулся на своё место и долил первую бутылку.

– У меня сегодня сложный день. Хотелось хоть в одном споре победить. Глупо очень.

– По-мужски, – тактично заметила она.

Вместо ответа Саша воскликнул, что чертовски хочется курить, но сигареты он не догадался взять.

– Кури мои, – опять небрежно откликнулась, повернув к нему своё красивое лицо, слегка откинув наверх подбородок.

«Сейчас, наверное, было бы уместно её поцеловать. Особенно после рассуждений о возрасте согласия. Неужели настолько всё равно, лишь бы получить хоть от кого-то эту чёртову каплю нежности? Или даже восхищения?».

– Да я ваши вонючие не могу курить.

– А я у брата взяла обычные. Так и думала, что ты захочешь, – она не торопясь опустила пальцы в карман, не меняя своей открытой позы, и вытащила широкую пачку. «Вот это забота! Захватила сигареты для меня».

– «Парламент»? Его здесь курят? Он же стоит чёрт-те сколько!

– Брат понтовщик, – насмешливо сказала она.