Мусор

Они допили по стакану и сообща решили не открывать новую бутылку. «Скоро их и прятать негде будет», – весело заметила Саша, складывая всё в один пакет, который отдала Тюрину. Медленно побрели в сторону дома. Тюрин, конечно, захмелел: было хорошо и радостно. Высокая, она шла рядом и, слегка качнувшись на выбоине тротуара, схватила его под руку. Хорошо, что людей совсем не было, и некому было обратить внимание на такую пару школьницы со взрослым мужчиной. Так и пошли дальше, опять говоря о чём-то незначительном: он рассказал о своём походе к Бессмертным, на завод, но умолчал о Жене, хотя воспоминание снова кольнуло его. Она что-то рассказывала о школе. Саша снова пытался выспросить, с кем встречается Ангелина, но подруга упорно уходила от ответа, а он понял, что не хочет этого знать, по крайней мере, от посторонних. Она расспрашивала его, как он живёт в Москве, об особенностях работы, и стало приятно быть кому-то настолько интересным. Он и не заметил, как рука её соскользнула, и уже ладонью оказалась зажатой в его ладони, и пытался восстановить, как давно это произошло. «Как будто пёс на привязи иду. И что вот с ней делать? Она красивая, конечно, очень красивая! И как будто вполне уже взрослая. В смысле, взрослая, чтобы не считать это кошмаром, но ведь это глупо! Приехал, переспорил пенсионерок, которые не смотрят ничего, кроме НТВ; послал парня, которого каждый день посылают его одноклассники; очаровал девчонку, ищущую чего угодно, лишь бы не было связано с её привычным мирком. Круто! Это то самое восхищение, которого ты так искал? Или всё-таки его стоит ждать от других людей и зарабатывать другими способами? И куда вот я её вообще отведу? На хату к отцу Дубоноса, на этот топчан?».

Она увлекала его всё дальше, в темноту. Снова стали заметны звёзды, от реки повеяло почти зимним холодом, с ветвей высокого тополя, взмахнув угловатым плащом, вспорхнула летучая мышь и пролетела так низко, что Саша вскрикнула и прижалась к нему животом. То ли правда испугалась, то ли нашла удачный повод. Этот испуг и объятия напомнили ему другое, опять возникла перед глазами отяжелевшая от влаги сирень, и Тюрин почти приобнял спутницу, повторив однажды усвоенное движение, но тут же отстранился. «Не пугайся, это просто мышь». Она неловко отодвинулась, разочарованная, может быть, жалея, что так смешно поступила, однако руку из его руки не убрала, и он тоже не стал выпускать.

«Великий московский журналист, писатель, меценат и даже философ может трахнуть девушку только под кустом на осеннем холоде… Интересно, как высоко можно поднять такую длинную ногу? Сказать ей, что она великолепна, что те ровесники, которые сейчас смеются над её ростом, встретив через десять лет, сильно об этом пожалеют?.. Нет, ну она очень красивая, чтобы от этого можно было спокойно отказаться… Но и не так уж интересна, будем честны, чтобы забить на все отягчающие обстоятельства. И, кстати, совсем не настолько безразлична, чтобы вот так цинично использовать».

После длинного участка тьмы снова круг фонаря. Проезжавшая мимо иномарка внезапно остановилась с визгом, чуть обогнав их по дороге. Саша замерла и выдернула, наконец, руку. На месте водителя открылась дверь и, оставив одну ногу в салоне, над крышей возвысился спортивный, обтянутый узкой белой футболкой, бритый наголо мужчина.

– Ты говорила, на площади будешь, а сама трубку не берёшь! А ну, домой живо, отец уже с ума сходит!

Независимая Саша послушно подбежала и открыла пассажирскую дверцу, даже не обернувшись.

– А это кто? Это кто, спрашиваю? – рокотал парень, ни капли не стесняясь.

Саша ответила что-то тихо.

– Скажи, что у тебя свой брат есть, чтоб чужие не провожали, – он обернулся к Тюрину, и в свете фонаря его широкое злое лицо показалось почти белым. – Чтоб больше не видел тебя с ней!

Он сел в машину, и та резво сорвалась с места.

«Не вышло быть крутым до конца, совсем не вышло. По итогу на сегодня все войны проиграны. Даже те, что казались заведомо победными».