Мусор

– Да Борисыч просил предупредить тебя, что он там собирает по своим каналам всю нужную информацию: все решения о строительстве завода, экспертизы, судебные ответы по жалобам, кто за что отвечает, кто кому там кум, сват, брат и так далее.

– Хорошо.

Борису Борисовичу, всегда принципиально утверждавшему, что его никак не касаются взаимоотношения внутри коллектива, конечно, могла прийти в голову мысль нарочно поручить такое оповещение именно Тане, чтобы подчеркнуть всеобщее безразличие к их внерабочей ситуации.

– Он даже дал какие-то скриншоты, документы, чтоб на почту тебе скинуть.

– Ну и?

– Ну я и скинула.

– Спасибо. Ты могла и это всё тоже просто написать, – не удержался от колкости.

– То есть ты всё-таки мне не рад? – победно спросила Таня. – Он ещё интересовался, как идут твои дела?

Саша, сидя на закрытой крышке унитаза, начал перебирать стоявшие на полке напротив бутылки с отбеливателями, кондиционерами для белья, коробки порошков и рулоны серой, грубой, самой дешёвой туалетной бумаги.

– Это я могу и сам ему рассказать, позвонить. Кое с кем пообщался, но тут такой сумбур… Материал выйдет, но ничего, так сказать, обнадёживающего нет.

– Понятно. Скоро вернёшься, значит?

Он задумался. А правда, куда вот идти сегодня, с кем ещё встречаться? Но это же совсем не похоже на конец!

– Не знаю. Есть ещё пара человек, с которыми можно поболтать. В идеале, конечно, выйти на организаторов всей этой стройки.

– Ну, они все, как один, отвергают наши предложения. Аккредитовать не получится ни тебя, ни кого-либо ещё, по ходу.

Зелёная бумага, которой сверху обёрнуты рулоны туалетной, была аккуратно свёрнута в узкие трубочки, которые – касаться их руками было отчего-то неприятно, и он навскидку приметил штук двадцать, – ровными рядами, подобно войску, по четыре в одном, ставились вертикально в небольшую коробочку. «Зачем вот они нужны? На случай войны, голода – чего?».

А Тане обязательно требовалось подчеркнуть, что, помимо него, есть и другие профессионалы, которым можно доверить этот репортаж! «Или мне это кажется? Хватит придираться».

– Я понял, короче. Сделаю, что смогу.

В повёрнутом к раковине длинном кране медленно зрела капля воды.

– Вообще я с тобой хотела поговорить про твой пост на фейсбуке.

«Чёрт возьми! Ну, конечно».

– Пьяный писал?

– Почти, – уклончиво ответил Саша.

Она немного помолчала, чем-то стуча и шурша.

– Ты там встретился с той своей девицей, да? Первая любовь, все дела…

Саша не помнил, когда точно рассказал ей о Жене – в самом ли начале их отношений, когда они с удовольствием и интересом делились друг с другом непрожитым вместе прошлым, или позже, когда это уже было вытянуто намеренно, чтобы в нужный момент использовать против. Она выслушала внимательно, но далее часто, лёгкими, невинными шпильками вспоминала о ней: настолько обидными, отвечать на которые было бы опасно, но обвинить в намеренном издевательстве из-за них не получилось бы. И потом, раз приехав с ним в Боголюбов, она, идя по улице, оборачивалась вслед каждой встреченной женщине, и смеясь спрашивала: «Это твоя первая любовь? Да по-любому: такая бабёшка сочная, а каблуки какие!».

– Допустим, – сухо ответил он.

– Ну ладно, не уходи в оборону. Это нормально: ностальгия, одиночество, попытка решить все свои проблемы за счёт незакрытого гештальта…

– Слушай, тебе зачем всё это?

– Интересно. Это опыт.

Капля упала с нежным плеском в наполненную доверху грязной водой миску, поставленную в раковину.

– Да какой это опыт? Это только мой опыт!

– А ты заметь, – её как всегда веселило его раздражение, – как работает твой опыт. Ты всё время думаешь о прошлом или о будущем, любишь то, чего нет. С этой девчонкой ты всё время мечтал о Москве: как поедешь, покоришь там всех, а она будет тобой гордиться. Не вышло, зато рядом со мной ты жалел о ней: как было уютно там, где ещё не было никаких проблем. Теперь ты будешь вспоминать меня, как тебя опрокинули, хотя ты был настроен на удобную совместную жизнь, до самой смерти…

– Да с чего ты взяла, что я о тебе вспоминаю?

– Так ты сам об этом пишешь.

«Чёрт!»

– Но это лучше, чем звонить, напившись, – засмеялась. – Хотя и это было бы нормально, Сань. Сколько мы там были вместе? Семь лет? Восемь?

– Семь.

На голубой банке был нарисован такой уродливый младенец, с перекошенным и слишком взрослым лицом, завёрнутый в белоснежное полотенце…

– Сразу это не забудется. Должны распасться старые нейронные связи, сформироваться новые. Просто надо прорабатывать свои ошибки, а не накрывать их своими саркофагами. Мол, я-то всё делал хорошо, это просто меня не оценили…

Ему захотелось сказать ей что-то такое же обидное, наконец.

– Знаешь, да, я вчера тебя вспоминал. Потому что никак не могу отделаться от привычки говорить твоими ебучими фразами! Вот этими вот душными, нудными. Чтобы каждый, кто беседует с тобой, осознал, во сколько раз ты его умнее, сколько книг ты прочла. Все эти уловки, как будто в голове у тебя ещё больше полезной информации, хотя там – несколько бульварных книжонок по психологии. Ты фотограф, Таня, не психотерапевт. Это не твоё! Смирись.