Мусор

– А ты, я вижу, всё так же защищаешься обесцениванием?

– Нет, я просто думаю, что накрываешь саркофагами всё ты. И обесцениваешь тоже ты! Люди намного сложнее этих твоих дилентантских диагнозов.

– Конечно, а самый сложный у нас ты! – она старалась сохранять снисходительный насмешливый тон, но это давалось всё труднее. – Но ты злишься, это хорошо. Тебе нужно не войну в себе носить, а открыто говорить, чего ты хочешь и что тебя бесит. Честно сказать мне сейчас, что больше всего злит: что я ушла и счастлива без тебя, пока тебе тошно от одиночества. И к той бабе пойти и рассказать, как тебе паршиво и хотелось бы, чтобы рядом был хоть кто-то, а она, замужняя, когда-то давно любимая, отлично подходит, чтобы строчить про неё текстики, страдать и чувствовать себя великим, мать его, писателем.

– Конечно, писатель и психотерапевт – вот и поговорили! Вся разница между мной и тобой в том, что я всегда готов почувствовать себя ничтожеством, а ты хочешь быть только гением.

– Ничего ты не знаешь, Джон Сноу, – скрылась она за своими шутками. – Я бы тебе посоветовала для успокоения трахнуть ту бабу, которая на тебя смотрит.

– Ты омерзительно циничная!

– Я знаю, поэтому тебе и плохо без меня, – и, не давая ему, потерявшему дар речи от возмущения, возразить, продолжила. – Собственно, почему нет всё-таки?

– Ей семнадцать лет, она подруга моей сестры, – неожиданно для себя подробно и честно ответил Саша.

– И что? Это наверняка прикольно. Причём для вас обоих.

– Это может сильно испортить жизнь и ей, и мне.

– Ну да. Или стать в ней ярким и приятным воспоминанием. А в твоём мире это вообще одно и то же, – слышно было, что она улыбается.

«Ну и сука, её вообще ничто не может смутить. Но ведь звонит зачем-то, бесконечно повторяет, что мне без неё плохо, как будто ждёт признания».

– Я как-нибудь разберусь с этим. А ты передай Борисычу, что я всё прочитаю и попробую найти здесь ещё хоть кого-то, кто готов протестовать.

– Угу, – и Таня ещё быстрее, чем он, бросила трубку, хотя Саша рассчитывал успеть первым.

Толстая коричневая мокрица, быстро перебирая ресницами тоненьких ножек, подползала к его босой ноге. Чувство отвращения смешалось с неприязнью от разговора: нелепые реплики, его послушное следование за подаваемыми ею темами, эмоциональность, то, как беззастенчиво она ковырялась в том, что принадлежало только ему, – повергло Тюрина в оцепенение. Теперь он меньше прежнего понимал, куда идти, что предпринимать, и совершенно не хотел об этом думать.

Если стоять на веранде, можно было случайно поймать на короткое время прилично работающий мобильный интернет. Холодные ночные звёзды оправдали себя, и теперь солнце светило загадочно и сухо, сквозь белёсую облачную пелену. Было светло и торжественно: недостаточно, чтобы праздновать яркий денёк бабьего лета, но и довольно для того, чтобы не погружаться в беспросветную осеннюю хандру.

Да, письмо от Тани с какими-то документами было в почте. «Потом посмотрю», – решил Саша. На фейсбуке было несколько лайков, одобрительных больших пальцев и смеющийся смайл снова от Тани. Он с грустью отметил, что нет ни одного комментария: «Никому это неинтересно, вряд ли они и до конца-то дочитали». Он еще раз прошёлся по своему посту, с неудовольствием отметил лишние слова, слишком частое повторение «войны», «воюю», хотя сам вчера же перед собой настоял на этом приёме, показавшемся уместным. Зашёл в вотсапп.

Сообщение от Даши:

«Привет. Извени, наш главред просила твой номер, я дала. Не знаю зачем ей. Как сходил к Жанне?».

Нервное мгновение, но Тюрин быстро взял себя в руки. «Ничего преступного я не делал. И журналистское удостоверение при мне. Да и вряд ли у них тут всё настолько запущено».

Он ответил:

«Всё хорошо. Дай мне всё-таки номер Жени». Подумал и дописал: «Она обещала тоже помочь с репортажем». А то выглядит, будто он долго думал над её предложением и всё же решился на встречу с бывшей девушкой. «А это не так?», – мерзко спросил он сам себя Таниным голосом.

Ещё одно с неизвестного номера:

«Привет! Это Саша. Извини за брата. Не пугайся, он нормальный, просто выпили вчера с отцом. Так ему всё пофиг».

Саша не стал отвечать. «Да уж, он похож на того, кто будет ездить пьяным за рулём. Только этого мне не хватало».

На столе стоял завтрак. Мама снова демонстративно отвернулась, не говоря ему ни слова. Сейчас не было сил пытаться оправдаться перед ней, да и чувствовалось, что прошлая удачная попытка исчерпала все доступные возможности.

Пока он ел яичницу, раздался звонок с неизвестного номера. «Саша», – с неудовольствием подумал он и уже собирался отклонить; говорить сейчас с ней, вспоминать вчерашнее, неловко подбирать слова и договариваться о новой встрече было бы слишком утомительно. Немного подождав и поймав на себе раздражённый взгляд матери, которой музыка на его звонке, во-первых, вряд ли нравилась сама по себе, во-вторых, мешала слушать телевизор, всё-таки ответил.

– Александр? – приятный, вежливый женский голос.

– Да, слушаю вас.