Муссолини и его время

Но при всех недостатках и ограниченности как теоретика – как уличный оратор Муссолини был очень силен. Редко кому удавалось перекричать или смутить его, он умел разговаривать с итальянской толпой как никто. Муссолини всегда говорил просто, демонстративно не пытаясь уловить настроение окружающих или подстроиться под него. Он бросался на толпу, вооруженный девизом своего кумира Наполеона: «Нужно сперва ввязаться в бой, а там видно будет!» Этим он отличался от Гитлера, который всегда тщательно готовился к каждому публичному выступлению, стараясь держаться соответствующе подобранной аудитории, заранее рассчитывая все действо поминутно и ничего не оставляя на авось. Если Гитлер обычно начинал издалека, то Муссолини, что называется, сразу брал быка за рога, не тратя времени на «лирические отступления». Он, подобно школьному учителю, выступающему перед учениками, последовательно вколачивал в толпу свои тезисы, как гвозди в дерево. Агрессивно жестикулируя, он говорил очень резко, помогая себе взмахами правой руки и одобрительно кивая головой в паузах, возникающих во время оваций. Муссолини никогда не «убеждал», не пытался аргументировать свою позицию, он лишь высказывался, подавая свою интерпретации как абсолютную истину. Людям, в подавляющем числе инстинктивно стремящимся к определенности, это импонировало, а «сомневающиеся умники» были Муссолини не опасны. Полностью подчинив себе толпу, он неожиданно обрывал свою речь, не оставляя пораженным слушателям иного выбора, кроме как разразиться возгласами одобрения и аплодисментами.

Итальянцам было не слишком важно, что именно говорил Муссолини, но зато им очень нравилось, как он это делал. Он же мог сколько угодно демонстрировать свое презрение к «профессиональным хитростям ораторов», но в начале своей общественной деятельности, как правило, произносил то, что должно было импонировать если не большинству, то как минимум тем, на кого он в данный момент делал ставку. Пока на повестке дня были социальный протест и антивоенные настроения, Муссолини призывал к социальной справедливости и борьбе с империалистическими устремлениями правительства. Затем настало время «справедливой войны с австрийцами» и «величия итальянской истории». Муссолини действительно не слишком беспокоился о подготовке своих выступлений (особенно в ранние годы), но всегда старался быть на стороне «больших батальонов».

Занимаясь Il Popolo, Муссолини сумел найти свой стиль и опробовать его в деле. Он добился успеха – продажи газеты выросли, а его депортация из страны стала предметом депутатского запроса в австрийском парламенте. Местные социалисты по такому поводу объявили даже однодневную забастовку. Неплохой результат за семь месяцев для человека, доселе почти неизвестного в Италии и Австро-Венгрии.

Переданный на границе австрийскими полицейскими в руки своих итальянских коллег, Муссолини получает следующее описание: «рост 1, 67 метра, плотного телосложения, светло-каштановые волосы, широкий рот, темно-карие глаза, орлиный нос, высокий лоб». Куда более благоприятная характеристика, намного лучше, нежели у армейских врачей! Полицейские отметили также у своего подопечного доброжелательное выражение лица.

И конечно же, никто не стал преследовать высланного из Австрии социалиста. В некоторым смысле Муссолини сослужил неплохую службу для Королевства Италии, ведь помимо того, что любое итальянское правительство снисходительно отнеслось бы к разжиганию недовольства Веной среди своих соплеменников в Трентино, официальный Рим был тогда в весьма плохих отношениях с римской курией. Поэтому выходило так, что статьи социалиста Муссолини били по врагам итальянской монархии. Разумеется, сам бы он тогда с презрением отверг такие доводы, но впоследствии не раз вспоминал свою роль в борьбе итальянцев за «национальное освобождение».

Тогда же он выступал в этом вопросе со вполне умеренных позиций, по крайней мере, это можно проследить по написанной им книге «Трентино глазами социалиста», в которой Муссолини предостерегал от военного решения этого конфликта. В дальнейшем, став диктатором Италии, он уже не будет столь осторожен в разрешении территориальных споров. Да и с коллегами по Il Popolo выйдет не слишком удачно – после победы фашистов социал-демократическую газету закроют. Еще раньше уйдет из жизни человек, столь много сделавший для становления Муссолини в качестве журналиста. Юридически оставаясь подданным австро-венгерского императора, Чезаре Баттисти запишется во время Первой мировой войны в итальянскую армию и окажется в плену. Австрийский суд приговорит его к повешению как изменника. Казненный станет для итальянцев национальным героем, а фашистские пропагандисты будут всячески затенять тот факт, что Баттисти был социал-демократом.