Муссон

Принц Абд-Мухаммед аль-Малик подъехал к воротам Маската во главе своей свиты. Горожане вместе с приближенными калифа аль-Узара ибн Якуба распахнули ворота и вышли ему навстречу. Они рвали на себе одежды и посыпали головы пеплом и пылью в знак раскаяния, падали на колени перед его конем, моля даровать им жизнь, клялись в верности и провозглашали новым калифом Омана.

Принц спокойно сидел в седле, являя собой благородную и величественную фигуру. Но когда визирь его брата Якуба вышел вперед, неся на плече запятнанный мешок, лицо аль-Малика стало грустным: он знал, что находится в этом мешке.

Визирь вытряхнул содержимое мешка в дорожную пыль, и отсеченная голова Якуба покатилась к ногам скакуна принца, уставившись на него пустыми глазами.

Его седая борода спуталась и слиплась от грязи, как у нищего попрошайки; над открытыми глазами и окровавленными губами тут же закружились мухи.

Аль-Малик печально посмотрел на голову брата, потом перевел взгляд на визиря и тихо заговорил.

– Ты надеешься завоевать мое одобрение, убив моего брата и принеся мне вот эту грустную вещь? – спросил он.

– Великий господин, я сделал только то, что, как мне казалось, понравится тебе!

Визирь побледнел и задрожал всем телом.

Принц жестом подозвал к себе шейха Авамира:

– Убей его!

Шейх наклонился в седле и одним ударом меча расколол череп визиря до подбородка.

– Заберите со всем уважением останки моего брата и подготовьте их к похоронам до захода солнца. Я буду первым молиться о его душе, – сказал аль-Малик.

Потом он окинул взглядом сжавшихся от страха жителей Маската.

– Ваш город теперь – мой город. И его народ – мой народ, – сказал он. – По моему королевскому указу Маскат освобождается от разграбления. Мое слово защищает его женщин от насилия, а его ценности – от мародерства. – Он поднял правую руку и продолжил: – Когда вы принесете мне клятву верности, все ваши преступления против меня будут забыты и прощены.

После этого он въехал в город, вошел во дворец Маската и сел на Слоновий трон Омана, вырезанный из гигантских бивней.

Сотни знатных людей добивались внимания нового калифа, сотни государственных дел ждали его внимания, но калиф первым делом послал за шейхом аль-Салилом. Когда Дориан распростерся перед троном, аль-Малик сошел вниз, поднял Дориана и прижал к груди.

– Я уже думал, что ты погиб, сын мой. А потом увидел твое знамя, оно развевалось над рядами воинов Масакары, и мое сердце громко запело от радости. Я многим тебе обязан, ты не только привел под мои знамена северные племена, но и сам сражался за нас. Если бы не ты, я, возможно, не сидел бы сегодня на Слоновьем троне.

– Отец, во время битвы я захватил в плен одного человека из армии Оттомана, – сказал Дориан и подал знак Батуле, ожидавшему среди знати в глубине тронного зала.

Батула вышел вперед, ведя на аркане Зейна аль-Дина.

Зейн был оборван, весь перепачкан пылью и высохшей кровью, его волосы и борода побелели от пыли, ободранные босые ноги кровоточили, как ноги паломника. Сначала аль-Малик его не узнал. Потом Зейн качнулся вперед и распростерся у ног отца, зарыдал и завилял всем телом, как собака.

– Отец, прости меня!.. Прости мне мою глупость! Я виновен в предательстве и неуважении… Я виновен в алчности. Меня сбили с пути дурные люди…

– И как именно? – холодно спросил калиф.

– Великий Порте пообещал мне Слоновий трон, если я выступлю против тебя, а я оказался слаб и глуп. Я всем сердцем сожалею об этом, и, если ты прикажешь меня убить, я буду взывать о любви Небес к тебе, пока жизнь теплится в моем теле!

– Ты более чем заслужил смерть, – сказал калиф. – Ты видел от меня лишь любовь и доброту, а отплатил предательством и бесчестьем.

– Дай мне еще один шанс доказать мою любовь к тебе!

Зейн с рыданием вцепился в сандалии отца, заливаясь слезами.

– Этот радостный день уже омрачен смертью моего брата Якуба. Достаточно крови пролилось, – задумчиво произнес аль-Малик. – Встань, Зейн аль-Дин, я дарую тебе прощение, но в наказание ты должен отправиться в паломничество в Мекку и там тоже просить прощения. И не показывайся мне на глаза, пока не вернешься с очищенной душой.

Зейн поднялся на ноги, пошатываясь:

– Да благословит тебя Аллах, о великий, за твои сострадание и щедрость! Ты увидишь, что моя любовь подобна могучей реке, которая течет вечно!

Продолжая лебезить, кланяться и клясться в преданности, Зейн пятился через весь тронный зал, потом повернулся и, протолкавшись через толпу к высокой резной двери, выскочил наружу.

Через десять дней после триумфального въезда в Маскат, за неделю до начала празднования Рамадана, состоялась коронация нового калифа – в залах дворца Маската и на улицах города. Большинство воинов племен уже вернулись в пустыню, в свои деревни вокруг маленьких оазисов, разбросанных по всему Оману: будучи пустынными жителями, они тяжело ощущали себя в городских стенах. Принеся клятвы верности аль-Малику, они умчались прочь на своих верблюдах, нагруженных трофеями.