Муссон

Он тут же отправил за ней Батулу, чтобы тот провел женщину в крепость, к тому крылу, в котором разместил его губернатор.

Как только Тахи вошла в дверь, она сбросила покрывало и подбежала к Дориану. Она плакала и бессвязно бормотала:

– Мой маленький мальчик, мой малыш, каким же ты стал высоким! И борода, и глаза как у сокола, но я бы тебя где угодно узнала! Каким ты стал важным человеком, шейхом!

Дориан смеялся, обнимая ее и гладя ее волосы:

– Неужели я вижу седину, матушка? Но ты все так же прекрасна!

– Я старуха, но от твоих объятий снова чувствую себя молодой!

– Садись, садись.

Он повел ее к груде ковров и подушек на террасе, потом отправил раба за шербетом и блюдом сладостей.

– Мне так много хочется от тебя услышать! – Она протянула руку, погладила Дориана по бороде и по щеке. – Мое прекрасное дитя, ставшее прекрасным мужчиной! Расскажи обо всем, что ты делал, когда уехал с Ламу!

– На это понадобятся и день и ночь, – засмеялся Дориан.

– Я готова слушать весь остаток моей жизни, – заявила она.

И Дориан принялся отвечать на ее вопросы, придерживая пока свои собственные, хотя на это ему понадобилось немало терпения.

Наконец он подошел к концу своего повествования.

– А теперь калиф снова послал меня на Ламу и на Берег Лихорадок, и я благодарю Бога за то, что очутился здесь и снова вижу любимое лицо.

А это лицо теперь покрывали глубокие морщины прожитых лет, и волосы поседели, но Дориан любил эту женщину, казалось, еще сильнее, чем прежде.

– Расскажи, как ты жила с тех пор, как я уехал.

Она принялась говорить о том, как шла ее жизнь в гареме.

– Главный евнух Каш давал мне самую грязную работу, но у меня была крыша над головой и еда, слава богу.

– Ты теперь переедешь ко мне, – пообещал Дориан. – И я смогу отплатить тебе за всю твою любовь и доброту.

Она снова заплакала от радости. А Дориан, стараясь говорить как можно более небрежно, задал ей важный для себя вопрос и со страхом ждал ответа.

– А что ты знаешь о малышке Ясмини? Она уже взрослая, ее, наверное, давно отослали в Индию, чтобы выдать замуж за ее могола?

– Он умер от холеры раньше, чем она смогла к нему уехать, – ответила Тахи, внимательно глядя в лицо Дориана.

Он попытался скрыть свои чувства и отпил глоток шербета.

– Значит, ей нашли другого знатного и важного мужа? – тихо произнес он.

– Да, – подтвердила Тахи. – Это эмир аль-Бил Кхайл из Абу-Даби, богатый старик, у которого пятьдесят наложниц, но только три жены, и старшая из них умерла два года назад.

Она увидела боль и смирение в его зеленых глазах.

– Когда Ясмини вышла за него?

Тахи стало жаль его.

– Она помолвлена, но еще не замужем. Ее отправят к нему, когда сменится ветер и снова задует кази. А пока она печально ждет в гареме здесь, на Ламу.

– Ясмини все еще на Ламу? – Дориан уставился на Тахи. – Я и не знал.

– Я сегодня утром виделась с ней в саду у фонтана. Ей известно, что ты здесь. Все в гареме это знают. Тебе бы видеть глаза Ясмини, когда она произнесла твое имя! Они сияли, как звезды Большого Креста. И она сказала: «Я любила Ахмару как брата, и даже сильнее. Я должна увидеть его в последний раз, прежде чем стану женой старика и навсегда исчезну из мира».

Дориан вскочил с ковра и отошел к концу террасы. Там он остановился, глядя на залив, где качались на якорях его дау. Его охватил непонятный восторг, как будто колесо его судьбы внезапно совершило новый поворот.

За годы трудной жизни в пустыне воспоминания о Ясмини поблекли, но Дориан отказался от предложений шейхов Соара найти ему жену из числа своих собственных дочерей. Он до сих пор и не понимал, что просто ждал чего-то или кого-то другого, вспоминая иногда маленькую девочку с обезьяньим личиком и проказливой улыбкой.

Потом Дориана охватила тревога. На их пути стояло так много препятствий… Ясмини была заперта в гареме и просватана за другого мужчину. В глазах Аллаха она являлась его сестрой, и Дориан прекрасно знал, что в качестве наказания за инцест полагалась мучительная смерть. Если он покусится на девственницу королевского рода и запятнает святость гарема, даже калиф не сможет спасти его от смерти, его забьют камнями или обезглавят. А что они сделают с Ясмини? Дориан вздрогнул, припомнив истории, что повторялись шепотом в гареме… о том, что делал Каш со сбившимися с пути подопечными. Говорили, что одна девушка умирала четыре дня, и ее крики сразу отбили охоту у обитательниц гарема нарушать порядок.

– Я не могу допустить, чтобы она так рисковала, – сказал он вслух и обхватил себя за плечи, разрываемый противоречивыми чувствами. – Но и не могу сопротивляться своему сердцу…

Он повернулся и изо всех сил ударил кулаком по коралловой стене. Боль лишь порадовала его.

– Что же мне делать?

Он вернулся к Тахи, терпеливо сидевшей на ковре:

– Ты можешь передать ей сообщение от меня?

– Ты знаешь, что передам. Что ей сказать, сынок?

– Скажи, что этой ночью, когда взойдет луна, я буду ждать ее в конце Дороги Ангела.

Дориан не позволил Батуле пойти с ним, просто сел на лошадь, когда стемнело, и, плотно закутавшись в накидку и шарф, ускакал от города на север.