Муссон. Индийский океан и будущее американской политики

С Клайвом беда была в том, что он родился величайшим искателем приключений, а орудовал в дикой, беззаконной среде – и сам писал себе соответствующие правила поведения. Душевные и умственные свойства Клайва позволили ему заложить фундамент будущей Британской империи в Индии – и те же черты его характера вынуждают нас неодобрительно морщиться. Но, безусловно, пишет Маколей, негодование, с которым Клайва встретили дома, в Англии, отдавало лицемерием. «Легко было, не покидая Англии, лицемерно рассуждать об алчности Клайва; но вряд ли среди сотни обличителей нашелся бы хоть один, способный, подобно Клайву, очутиться в сокровищницах Муршидабада и сохранить столь же невозмутимое самообладание» [34].

И даже один человек из целой сотни не проявил бы такой дерзостной отваги, столько раз – опять и опять! – охотно ставя свою репутацию на карту. Когда в 1759-м семь голландских кораблей, пришедших с Явы, поднялись по Хугли, Роберт Клайв имел полнейшее право не связываться с ними, пропустить беспрепятственно. Мир-Джафар благоволил голландцам, считая их соперничество с англичанами полезным для себя, а Клайву не хотелось огорчать собственного ставленника, нового набоба. Более того, Лондон уже воевал с французами, и Британия отнюдь не жаждала приобрести нового неприятеля. И все же, понимая, что присутствие голландцев угрожает зарождающемуся британскому господству над Индией, Клайв самовольно приказал напасть на их корабли. Голландцы потерпели поражение.

Настал 1765 г. – и не кому-нибудь, а Клайву британские власти велели возвратиться в Индию, чтобы покончить с вымогательством и с разладом, который настал среди бенгальских правителей в его отсутствие. (Правда, разлад возник и поборы начались благодаря той системе правления, которую отчасти создавал сам Роберт Клайв.) Пробыв на индийской земле всего лишь полтора года, Клайв успел осуществить глубокие реформы в Британской Ост-Индской компании – даже изменить способы, которыми велись дела с туземцами. Реформы Клайва коренились в понимании того, что нельзя наделять людей полномочиями, если уполномоченные остаются бедняками: это значило поощрять вопиющее и безудержное взяточничество. По этой причине реформы начались с повышения жалованья, полагавшегося всем служащим компании: согласно занимаемым должностям, Клайв сделал их пайщиками в прибыли, поступавшей от соляной торговли. В заинтересованных английских кругах этот шаг повредил репутации Клайва чуть ли не больше всего прочего, им содеянного. Главной трагедией Клайва было то, что он часто знал, как надлежало поступать, и не боялся поступать, как надлежало, – хотя благовоспитанные и порядочные особы побрезговали бы подобными неизбежными поступками. Разумеется, вышесказанное применимо ко многим людям – но к Роберту Клайву, стоявшему перед великими соблазнами и принимавшему великие решения, последствия которых были историческими, вышесказанное применимо вдвойне. Слово Маколею: «Человека, торговавшего пивом поутру в воскресенье [это строго воспрещал тогдашний английский закон. – Прим. ред.], не оправдывает то, что он якобы спасал таким образом жизнь ближнего, рискуя собственной… Однако нельзя подходить с теми же мерками к людям, поставленным превыше заурядных условностей, испытанным незаурядными соблазнами, – этим людям причитается незаурядная мера нашей снисходительности» [35].

Иначе сказать, Роберт Клайв подарил Британии целую Индию, а Британия вместо благодарности фыркнула – поскольку подарок преподнесли недостаточно чистыми руками. Уже достигшему зрелости Клайву столь усердно перемывали кости, что на покорителя индийских земель в итоге напал маниакально-депрессивный психоз. Клайв пристрастился к опиуму, а дожив до 49 лет, покончил с собой (или, как полагают некоторые, был убит) [36].

Он скончался в 1774-м – величайший английский генерал, ровня Джеймсу Вулфу, 15 годами ранее выигравшему Квебекское сражение и погибшему при этом (правда, «корыстолюбие Вулфа подверглось бы не меньшему осуждению, как начисто противное британскому духу») [37]. Среди западных полководцев Клайв – едва ли не единственный военачальник-самоучка, никогда не имевший опытных командиров-наставников. В отличие от остальных служащих Британской Ост-Индской компании, он заглядывал за грань коммерческой выгоды, ища политических и географических приобретений. Маколей пишет: «Если память не изменяет нам, единственным человеком, обнаружившим столь же великие военные таланты в столь же раннем возрасте, был Наполеон Бонапарт» [38].