Муссон. Индийский океан и будущее американской политики

Коль скоро Моди не сделал из этого никаких своевременных выводов, ему наверняка пришлось глубоко задуматься в мае 2009-го, когда коалиция, возглавлявшаяся конгрессом, одержала на всеиндийских выборах полную победу над БДП, к которой принадлежит Моди. Падение шансов Моди, о чем явно свидетельствовали эти выборы, – вернейший знак того, что Индия триумфально вступает в XXI столетие. И наконец, вопреки всем отмеченным выше тенденциям, полагаю, что большинство индусов не поддадутся чувству ненависти – даже ввиду мусульманской угрозы. Благодарить за это нужно дух индийской демократии – дух поистине изумительный, способный преодолеть что угодно. В этом духе – величайшая сила Индии.

Но, по крайней мере в Гуджарате, мир воцарится не сразу и нелегко. Я взял напрокат машину и два часа ехал из Диу на запад, вдоль моря, к Сомнатху, где высится индуистский храм, разрушенный Махмудом Газневи, разорявшийся последующими завоевателями, а после 1947 г. отстроенный заново в седьмой раз.

Его огромная шикара (башня) и множество куполов цвета бледной охры возносятся близ морского простора, осеребренного зноем. Переплетающиеся, перепутанные космические сцены, изваянные на фасаде, столь сложны, что кажутся скульптурным изображением бесконечности. Из громкоговорителей гремела молитва. Было полнолуние; по этому случаю возле храма клокотал бедлам. Сотни верующих сдавали котомки на хранение в гардероб, напоминавший большой чулан, а снятую обувь бросали в общие кучи. Меня осадили нищие; попрошайки сновали повсюду – как оно и водится во многих местах паломничества. Таблички гласили: вносить в храм сотовые телефоны и другие электронные устройства запрещено. Только я был человеком опытным и ученым. Я сунул свой телефон в надежный карман, отнюдь не желая оставлять его на произвол шальной гардеробной судьбы. Я ждал обычного небрежного обыска, принятого в странах третьего мира, и спокойно присоединился к длинной очереди желавших попасть внутрь святилища. При входе меня обыскали беспощадно и обнаружили телефон. Последовала вполне заслуженная громогласная брань. Волей-неволей нужно было возвращаться к гардеробу. «Это из-за мусульманского терроризма», – разъяснил какой-то паломник. Я покорно выстоял еще одну очередь и вступил в храм.

Меня объял полумрак. Паломники прикладывались к убранному цветами идолу, изображавшему корову. Воздух был спертым: густая толпа двигалась в сторону гарбхагрихи – внутреннего святилища. Казалось, будто я вторгнусь туда кощунственно: хотя неверующих и приветствовали формально, я все же знал, что инороден в едином организме паломнической толпы – этим словом философ Элиас Канетти определяет скопище людей, отрекшихся от собственной личности во имя завораживающего общепризнанного символа [18]. Святилище оказалось пульсирующей круговертью истовости. Кое-кто падал на четвереньки и молился, не вставая с каменного пола. Здесь, правда, был не Ватикан, где собрание верующих разбавляется потоком туристов со всего мира и где неверующих стараются приманить и обратить; здесь был не калькуттский храм богини Кали, где иностранцев приглашают войти, а самозваные «проводники» навязывают вам свои услуги, рассчитывая на хорошую плату. Экуменизм, ощутимый в оманской Великой мечети, построенной султаном Кабусом и олицетворяющей всю индоокеанскую цивилизацию, – этот экуменизм здесь не то чтобы отсутствовал, но был попросту чужд. Я испытывал столь же острое чувство стесненности в Польше, близ Ченстоховской иконы Божией Матери, и в Ираке, в Ан-Наджафе, зайдя в мечеть имама Али. Ченстохова и Ан-Наджаф – два города из числа самых священных для католиков и шиитов соответственно. Поскольку неверным строго запрещено посещать мечеть имама Али, я пробрался туда потихоньку, вместе с многочисленной группой турецких бизнесменов.

Очутившись в сомнатхском храме, поневоле понимаешь чувства, испытываемые индусами к мусульманам, которые разгромили это святилище – одно из двенадцати индийских Джьотирлингов, мест, где восставлены символы света, означающие бога Шиву. Индусы и теперь не способны говорить о разорении храма, не теряя самообладания; а мне вспоминается вопрос, почти жалобно заданный борцом за права человека Ханифом Лакдавалой: «Но разве мы, злополучные сегодняшние мусульмане, можем вернуться в прошлое и остановить Махмуда Газневи?»

Глава 7 Взгляд из Дели