Мусульмане в Европе: Сосуществование, взаимодействие, межцивилизационный диалог

Таким образом, Муса Бигиев подверг переоценке многие традиционные убеждения мусульман, сложившиеся не на основе знаний, излагаемых в источниках ислама, а сформировавшиеся под влиянием внешних объективных и субъективных факторов. Как видим, М. Бигиев был совершенно не согласен с широко распространившейся среди мусульман убеждённостью в обречённости т.н. «неверных», т.е. представителей немусульманских народов, на вечные муки в аду. По мнению М. Бигиева, это убеждение не имело под собой основы, поскольку, во-первых, оно противоречит провозглашаемому Кораном принципу наместничества (хилафа) человека на Земле, а во-вторых, не согласуется с фундаментальными установками ислама о безграничном милосердии Всевышнего и Его всеобъемлющей мудрости.

Обратив внимание на тот факт, что люди, проживая свои жизни в границах отпущенного им исчезающе малого по сравнению с вечностью вселенной отрезка времени, больше страдают, чем наслаждаются, М. Бигиев поставил вопрос о несоизмеримости наказания человека за совершённые им прегрешения, за которые его ожидают неописуемо ужасные и вечные муки ада. В этой связи мыслитель задаётся вопросом: может ли Бог, давший человеку краткий миг жизни, полной страданий, а затем обрекающий его на вечные муки, быть Милостивым и Милосердным Богом, каковым Он себя раз за разом называет?

В конце концов М. Бигиев пришёл к кардинальной переоценке природы всеобъемлющей милости Аллаха, которая была выражена им в учении о всеохватности Божьей милости. Данное учение знаменовало качественный скачок в трансформации представлений о Боге и его отношениях с человеком, подняв данный вопрос на принципиально новый философский и этический уровень.

Идеи Мусы Бигиева и его интерес к вопросу о сути отношений между Богом и человеком сформировались в условиях современных ему российских реалий начала XX в., когда татары, проживая на своих исторических территориях, оказались нежелательным инородческим меньшинством в окружении обласканного государством христианского большинства. Несмотря на это, провозглашённые выдающимся мыслителем идеи востребованы и сегодня, в том числе в условиях миграционного кризиса, принявшего глобальный характер. Сущностные параллели между двумя социальными реальностями очевидны, пусть в силу определённых исторических особенностей они и не совпадают в полной мере.

М. Бигиев пришёл к новаторскому осознанию природы Божьей милости будучи представителем татаро-мусульманского социума, осознававшего своё плачевное состояние. При этом народная память хранила картины великого прошлого: самостоятельную государственность, свободно исповедуемую религию, развитую культуру. Отсюда происходило, мягко говоря, настороженное отношение к русским и к национальной политике государства в отношении инородцев, которое раз за разом показывало татарам их место. В таких условиях у народа оставалась единственная духовная «отдушина» — ислам, и его нюансы, описанные в тысячах религиозных книг. Здесь народ черпал знания о том, что всем последователям ислама обещается грядущее райское блаженство, а всем притеснителям и гонителям мусульман — вечные муки в аду.

В подобных условиях водораздел между такими этическими и духовными категориями, как богоугодный и богопротивный, легко утратил своё первоначальное значение и приобрёл, на наш взгляд, несколько иную форму. Согласно кораническому исламу, люди разделены на две категории: верующие (му’мины), т.е. верующие в Бога, и т.н. «неверные» (кяфиры). Первые — богоугодные, а вторые — богопротивные. Быть в числе первых означает быть покорным Богу, совершать то, что велено Им, и воздерживаться от того, что Им запрещено. Это — минимум, необходимый для того, чтобы заслужить Божью милость. Богопротивные при этом — своего рода зеркало, в котором верующий видит образец того, каким быть нельзя. В данном различении (и именно на это обратил внимание М. Бигиев) отсутствует какой-либо намёк на религиозную, этническую или иную идентичность.

В упомянутой выше этно-конфессиональной ситуации в Российской империи в этом «зеркале богоугодности» оказались христиане-русские, автоматически оценённые покорёнными мусульманами как богопротивные. Так в национальном сознании российских мусульман-татар произошла подмена ценностей: мы — богоугодные, ибо мы — мусульмане, а против нас — богопротивные, неверные, которым гореть в аду.

Но если отталкиваться от учения Корана, то очевидно, что последнее неверно, поскольку русские, христиане, признаются в Исламе как «Обладатели Священного писания», т.е. община, живущая по канонам предшествующей Исламу богооткровенной религии. В свете вышесказанного каких-либо гарантий того, что христиане-русские окажутся в огне ада, просто нет.