Мусульманская дипломатия в России. История и современность

Милостивый Государь Князь Михаил Семенович!

Почтеннейшее отношение Вашего Сиятельства от 30 ноября за №452 о мерах, принятых Вами, Милостивый Государь, противу распространения между покорными нам магометанскими народами нового учения, проповедуемого вышедшими из Персии и Турции шейхами, я имел щастие по всей подробности представлять Государю Императору.

Его Величеству благоугодно было на всеподданнейшем докладе моем по этому предмету собственноручно написать:

«Я полагал бы совершенно запретить въезд в пределы наши всяким лицам духовного магометанского звания, кто бы ни были, даже и нашим подданным, ежели приняли духовное звание заграницею».

Сообщая о сем Вашему Сиятельству для зависящих распоряжений и уведомив государственного канцлера иностранных дел и Министра внутренних дел, я покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, принять уверение в моем совершеннейшем почтении и преданности.

Подписал Князь А. Лернышев¹⁴².

Действительно, как и в XIX, так и в последующих столетиях, мусульмане, получавшие духовное образование за пределами

России, слишком часто попадали под влияние враждебных ей сил и становились проводниками их интересов. Игнорировать эту проблему было опасно, поэтому у государства стоял выбор между жестким контролем над этим процессом и полным запретом его как такового. Второй вариант был сочтен более простым и дешевым, тем более, что его в 1842 г. предлагал сам генерал Ермолов, запретивший кавказским мусульман получать духовное образование за рубежом¹⁴³.

10 июня 1892 г. Министерство народного просвещения приняло циркуляр об изъятии из медресе и мектебов рукописных книг и запрещении преподавательской деятельности муллам, получившим образование за рубежом. По тому же циркуляру иностранные религиозные издания должны были быть подвергнуты жесткой цензуре. Поводом для этих мер стали сведения о том, что «в мусульманских школах обращаются рукописные книги и тетради на татарском языке, в которых оплакивается зависимость татар от Российского государства, восхваляются мусульманские народы Востока, выражается сожаление об участи мусульман, призванных к отбыванию воинской повинности»¹⁴⁴. После массовых протестов мусульман в 1894 г. действие этого циркуляра было приостановлено, а затем по рекомендации Министерства внутренних дел он был отменен¹⁴⁵.

С 1894 г. началось систематическое цензурирование мусульманских книг. Из первой партии в 64 книги всего две были признаны вредными, причем по религиозным мотивам (оскорбление других религий) — только одна. Имамы должны были давать подписку об отказе использовать запрещенные книги, а муфтий Мухаммедьяр Султанов призывался к изданию соответствующей фетвы. В 1895 г. он ответил на соответствующую просьбу уфимского губернатора следующим образом: «Фетва может возбудить весьма понятное любопытство и желание ознакомиться с ними в подлиннике и, в конце концов, путем разъяснения я невольно буду содействовать, хотя и косвенно, распространению запрещенных книг, что крайне нежелательно»¹⁴⁶.

Кроме того, власти следили за тем, чтобы мусульманские духовные лица, в первую очередь — служащие во внутренней России, владели русским языком. Это требование вызывало критику со стороны мусульманских политических и общественных деятелей, однако отменять его никто не собирался¹⁴⁷. Показательно, что к проблеме владения действующими ^будущими имамами русским языком власти вернулись в конце первой декады XXI в., когда были преданы огласке сведения о том, что мусульманские студенты из России, проходившие обучение за рубежом, владеют государственным языком своей страны более чем посредственно и не могут ни продолжать образования, ни работать за пределами своей этнической группы¹⁴⁸.