Мусульманская Испания

Хотя притязания аббасидских халифов на политическое главенство были отвергнуты, мы видим в Кордове конца X в. элементы дворцового церемониала, заимствованные в Багдаде; возможно, что и в управлении воспроизводилось кое-что из аббасидской практики. Было бы, однако,

ошибкой полагать, что Багдаду подражали из-за того лишь восхищения: вероятно, преобладала все же забота о вящей эффективности правления. Следует помнить, что администрация ал-Андалуса развилась из форм позднего Омейядского халифата в Дамаске, когда слабость староарабской системы была уже обнаружена и наметился интерес к персидским методам. С течением времени, когда перед правителями ал-Андалуса возникли более серьезные проблемы, они не могли оставить без внимания практические преимущества багдадской системы. Информация об этом могла быть получена непосредственно из Багдада или через Кайруан, который до завоевания в 909 г. Фатимидами был столицей государства, частично зависящего от Багдада.

С висиготской традицией организация аппарата управления была почти не связана. Тесная связь в прошлом церковной иерархии с правителями, возможно, способствовала росту влияния законоведов-богословов в мусульманском государстве, но не она была главным источником этой тенденции. Как мы уже отмечали, главным моментом оставалось принятие эмирами и халифами в их отношениях с христианскими королевствами на севере квазифеодальных идей.

Глава пятая Достижения культуры при Омейядах

1. Духовная жизнь. Религиозные науки

Интеллектуальная активность мусульман всегда фокусировалась на праве или юриспруденции. Заметим, чтобы не вводить в заблуждение неподготовленного читателя, что мусульманская концепция права во многом отличается от каких-либо других. Основное значение слова шариа, обычно переводимого как «мусульманское право», — «то, что открыто богом». Следовательно, шариат в его современном смысле нельзя приравнять ни к одному из кодексов позитивного права. В Коране есть несколько определенных положений, вошедших в шариат, но их оказалось далеко не достаточно даже для удовлетворения потребностей мединского общества (еще при жизни Мухаммада), а не только для потребностей огромной империи. Тогда стали учитывать практику Мухаммада как главы мусульманской общины и практику его преемников. Самое любопытное, что при этом кроме лиц, ответственных за организацию юстиции как института, вопросами юриспруденции заинтересовалось — с теоретической точки зрения — множество людей. Видимо, причины этого интереса коренились в желании обеспечить мусульманской общине, основанной на «богооткровенном праве», полное соответствие этому праву[32].

Эта теоретическая и религиозная опека юристов (если подобный термин может быть применен к этим ранним мыслителям) проводилась ими без всякой прямой связи с правящим аппаратом. Такие правоведы могли быть судьями на службе у властей, могли быть и весьма критически настроены по отношению к этим властям, считая, что те отходят от «богооткровенного права». Так было, в частности, в Омейядском халифате в Дамаске (до 750 г.), что касается Аббасидов, то они старались считаться с мнением правоведов (во всяком случае, на словах). Разделение, существовавшее между законоведами и фактическими правителями, означало, что решения законоведов не вводились в практику автоматически, а лишь постольку, поскольку правители избирали их основой для своих действий. На деле законоведы обсуждали гораздо больше, чем правовые проблемы в современном смысле: их компетенция распространялась и на то, что мы назвали бы этикетом и обрядовыми формами. «Богооткровенное право» было в сущности «богооткровенным образом жизни».

Поначалу предполагалось, что дискуссии, происходившие в основном на уровне этики и являвшиеся одной из сторон повседневной практики мусульманской общины, будут оставаться неизменными и впредь. Однако к началу второго века хиджры (ок. 720 г.) стало ясно, что изменения уже проникают в традицию и что в разных частях мусульманского мира существуют различные варианты «истинно мухаммадовской» практики. С этого момента деятельность законоведов сосредоточилась на двух аспектах. Во-первых, им предстояло решать, соответствует ли каждое конкретное действие «богооткровенному праву», и, во-вторых, они должны были сформулировать основные концепции, или «корни», права тaк, чтобы те оправдывали все их частные решения. Считалось общепринятым, что «богооткровенное право» нашло выражение не только в Коране, но и в повседневной практике Мухаммада, так называемой сунне. Принято было также, что эта практика Мухаммада сообщается лишь в достаточно аутентичных преданиях — хадисах. Большинство законоведов придерживалось мнения, что частные определения могут быть выведены из Корана и хадисов путем логических умозаключений (таких, например, как суждение по аналогии), но было немало споров насчет того, к чему разрешается применять эти умозаключения. Иногда признавался также четвертый «корень» — мнение общины (иджма).