Мусульманская Испания

Можно было бы составить длинный список тех ценностей, которыми христианская Европа обязана ал-Андалусу — начиная с научных знаний и философских концепций, технических и прикладных дисциплин и до таких аспектов, как литературная форма и изобразительные искусства, — однако важнее не потерять из виду общей картины. Мусульманская культура, с которой западное христианство непосредственно контактировало на протяжении большей части рассматриваемого периода, была культурой более высокой, за ней стояла самая мощная политическая организация, с которой когда-либо сталкивались западные христиане. Фактически только во время Крестовых походов произошел какой-то контакт с восточным (византийским) христианством, да и сама концепция «крестового похода», возможно, многим обязана джихаду, «священной войне» мусульман. Из-за этой особенности взаимоотношений западного христианства с мусульманским миром, локализованных в Испании, вполне естественно, что христиане испытывали к исламу как сильную тягу, так и сильное отвращение. Ислам был для них одновременно и великим врагом, и грандиозным источником более высокой материальной и духовной культуры. Весьма заманчиво усмотреть в этом параллель к отношениям между современной Европой и новыми национальными государствами Азии и Африки. Если такая параллель существует, то европеец, способный проникнуть воображением в собственную историю, может почувствовать, что это значит быть представителем только что возникшей нации.

3. Подлинное величие мусульманской Испании

Третья группа самых трудных вопросов касается самой мусульманской Испании. В частности, возникает вопрос, обладала ли она истинным величием, или ее слава — прошедшее сквозь века отражение внешнего великолепия, которое так поражало несколько отсталых средневековых христиан.

Несомненно, на европейцев роскошь быта производила впечатление. Некоторый вклад ал-Андалуса в эту сторону жизни Европы уже был описан. Как это более наглядно показал Америко Кастро: «Победоносные войска христиан (ок. 1248 г.) не могли сдержать изумления при виде величия Севильи. Христиане никогда не знали ничего подобного в искусстве, экономическом блеске, гражданской организации, производстве, научном и литературном творчестве». Если мы признаем справедливость приведенных слов (и тем самым признаем, что всё еще находимся под влиянием воспоминаний о былом восхищении материальной роскошью и духовной утонченностью), может ли это быть основанием для того, чтобы признать мусульманский период в истории Испании одним из великих этапов в жизни человечества?

Можно попытаться проверить это положение, подсчитав, сколько мыслителей и писателей ал-Андалуса достойны занять место среди классиков «единого мира», к которому мы приближаемся. (Конечно, это будет грубая и приблизительная проверка, которая сама по себе вызывает много вопросов.) Несомненно, сейчас же наметятся кандидаты на это место. Самый очевидный из них — Аверроэс, отчасти из-за своего влияния на христианскую философию, хотя он вполне заслуживает этого места сам по себе. Обаяние «Хаййа ибн Йакзана» Ибн Туфайла, пусть несколько поверхностное, позволяет ему также претендовать на место среди бессмертных. Ибн Халдун, если рассматривать его в числе андалусцев, также получит место в этом ряду, а вот положение Ибн Хазма сомнительно, поскольку его труды слишком тесно связаны с догматической средой и менее универсальны. Среди поэтов чья-либо вселенская привлекательность вызывает сомнение, но из мистиков, возможно, Мухйи ад-Дин ибн ал-Араби будет включен в мировой пантеон мистических «святых». Итак, в ал-Андалусе есть несколько имен самого высшего ранга. За ними можно обнаружить много других — второго класса, из которого, однако, кое-кто получил достаточную известность,— успехи их обладателей на неведомых дорогах бытия были весьма значительны. Жизнь ал-Андалуса действительно представляет собой одно из высоких достижений человечества.

Кроме литературы сохранилась также и неувядаемая прелесть мавританских зданий. Есть что-то от непреходящей ценности в прекрасных памятниках, и можно утверждать, что цивилизация, которая создала такие памятники, должна была обладать величием. В общих чертах это вполне обоснованная претензия, однако поучительно сравнить наше отношение к Парфенону с отношением к Алхамбре. Многие из тех, кто восхищаются обоими объектами, пожалуй, скажут, что в Парфеноне они видят прекрасный предмет, выражающий вместе с тем греческий дух, тогда как Алхамбра для них лишь нечто истинно прекрасное, без всяких ассоциаций с породившей ее культурой.