Мусульманская Русь: Восток

— Он не посмеет, — закричал приплясывающий в первых рядах мужик с седой бородой и огромным ножом в руках.

Толпа нестройно взвыла и двинулась вперед. Неизвестно, хотели ли передние столкновения, но сзади давили люди.

— Любой, кто не остановится, — мертвец, — заорал Ян в мегафон. — Стоять!

Крик утонул в шуме толпы.

— Пали! — приказал Ян, вскидывая карабин и целясь в конкретного человека.

Грянул нестройный залп, и улица мгновенно превратилась в сплошной ужас. Люди заметались, сбивая с ног друг друга, толкались, стремясь оказаться подальше отсюда. Бежали, забыв, зачем они сюда пришли, от убийц.

— Вот и все, — сказал Ян, обнаружив опустевшую дорогу и десяток тел. — Ничего нет трусливее толпы…

— Мы же стреляли поверх голов, — неуверенно сказал чей-то голос.

— Им хватило, — отрезал он. Где-то там должен валяться седобородый. Одним вонючим козлом на свете меньше, и совесть совершенно не мучает. Туда мулле и дорога. До старости дожил, а ума не нажил. — Первое отделение, сходите проверьте, есть ли живые. Если потребуется, врача вызовем.

— А потом вылечим и расстреляем, — нервно хихикнул еще один голос.

— Остальным пока отдыхать, — проигнорировав реплику, приказал Ян. Он повесил карабин на плечо и направился к баррикаде.

— И кто тут старший? — рассматривая женские фигуры, закутанные в теплые одежки, поинтересовался.

— Я! — сообщил грубый голос.

Ага, как всем известно, волосы — очень важное дело. Борода — признак мужественности, распущенные волосы — сплошной соблазн. Особенно когда борода у реального психа, собирающегося шинковать баб мясницким ножом, потому что не умеет держать собственные желания в узде, а волосы жидкие и приделаны к вырубленной топором женской физиономии. Платок где потеряла, дура?

— А теперь нас разгонять будешь?

— Мы в своем праве!

— Даешь справедливость! — закричали сразу хором несколько женщин.

Перекрывая всех, еще один женский голос глумливо воскликнул:

— Да здравствует самое правильное военное правительство!

— Ша, — морщась, поднял руку Ян, — со всеми сразу объясняться не собираюсь. Здесь остаются трое, которым вы доверяете. Остальные идут куда угодно. Хоть в корпус, хоть домой. Нечего им зря языком мотать. Беседовать, как все уладить, буду с выборными. Кого не устраивает, могу и разогнать. Эти вон разбежались, теряя штаны и шапки, вам тоже недолго. Только тогда разговор будет другой.

— Так то мужики, — заорала глумливая, — а мы сами вас разгоним!

Бабы заржали, сопровождая смех репликами, от которых и у фронтовика могли уши покраснеть.

Ян протиснулся сквозь возбужденно замитинговавшую толпу, выясняющую, кто достоин всеобщего доверия, не очень понимая, о чем спорить во дворе, если уже существует стачечный комитет из двенадцати человек, и посмотрел на контору. Мощное здание на два этажа, и в окна выглядывают перепуганные лица. Прямо на ступеньках валялась куча мусора и куски дерева. Это что такое интересное творилось?

— Поджечь хотели, — без стеснения сообщила та, без платка, и протянула мозолистую ладонь. — Спалить сучьего сына с лизоблюдами вместе. Заперся, гад. Муравьева. Это, — показывая на субтильную девицу, — Зейнаб. А это, — на мужика с колуном за поясом, — Халилов Смаил. Вот мы и есть выборные. Что дальше?

— Требования в письменном виде есть?

— А как же, — обиженно воскликнул мужик, вручая ему несколько измятых листков, исписанных отвратительным почерком.

— И кто, — быстро просматривая, сказал Ян, — додумался все в кучу валить?

— Как обсуждали, так и записывали.

— А это что за слово? Ага, догадался. Грамотеи. Ну вообще, — восхитился, упершись в очередной пункт, — мечтатели. Я бы тоже не отказался от таких условий. Где это видано!

— Будешь указывать, как правильно? — с угрозой спросила Муравьева.

— Вместе потолкуем. Для начала вы дружненько вспомните Пророка, да будет его имя благословенно, положившего правила приличия меж друзьями и даже врагами. И пойдем договариваться с Цириным. Он там?

— Там, голубчик, только если бы могли, без тебя бы, красивого, обошлись. Не хочет он. Так и сказал: «Не пошли бы вы со своими требованиями в… и на… Уволю, других найму». Вот тогда каша и заварилась. Еле сбежать успел в контору.

— Вот и проверим, — поднимаясь по ступенькам и стуча сапогом в дверь, пообещал Ян.

Дверь открыли сразу: конторские недаром посматривали и прекрасно сообразили, чем пахнет, если военного не пустят. То, что он мог бы и обидеться, никого особо не волновало, однако уйдет — и тут недолго уже и до «красного петуха». Толпа во дворе расходиться не собиралась и с интересом ждала окончания переговоров. Им даже холод собачий был нипочем. Пойдут в атаку с тяжелым инструментом двери выламывать — согреются.

Цирин сидел в кабинете на втором этаже. На карикатуры, изображающие толстых буржуев, походил мало. Длинный, худой, и глаз нервно дергается. Приятного в происходящем для него было немного. Рядом пристроились два хорошо одетых господина. Их представили, но Ян тут же забыл имена. Важнее были должности. Главный счетовод и юрист. То, что требуется.