Мусульманская Русь: Восток

— Административным, — неожиданно пискло возразил юрист.

— Но я прав?

— Да, но…

— Без всяких «но». Это, — ставя галочку, сообщил, — принимается. Совсем другое дело врач. Что за бред? Откуда явиться? По чьему требованию? На фабрике есть больница? Врачи принимают бесплатно? У меня простое предложение. Имеется профсоюз. Работники каждый месяц отдают в общую кассу определенную сумму. Эти деньги идут специально нанятому доктору, обязанному по первому зову прибегать и имеющему свои приемные часы. Сколько на ваших фабриках рабочих? — спросил, поворачиваясь к хозяйской стороне.

— Почти одиннадцать тысяч, — послушно доложил счетовод. — Точно не помню, необходимо посмотреть. Понятно, и тех считаю, что в области…

— Не суть. С каждого четверть дирхема в месяц…

— Двести семьдесят пять.

— И на зарплату доктору хватит по договору, и на лекарства. Но чтобы было совсем справедливо, на каждый дирхем хозяин положит свой.

— Чего? — изумленно воскликнул Цирин.

— Меньше заплатите вы — меньше даст он, — невозмутимо продолжил Ян. — Да и помещение для медпункта предоставит. А делами этими он заниматься не обязан. За деньги выборный отвечать будет от профсоюза. И за ремонт, покупки и прочее тоже. Как сами сделаете, так и будет. С него только деньги и помещение. Я видел, в конторе места на первом этаже много. На сем и фиксирую запись.

— Так не пойдет, — вскакивая, завопил Цирин, цветом лица напоминая помидор.

— А деньги, затраченные на благое дело, идут по графе «производственные расходы». Потом налоги меньше.

Юрист кивнул и открыто подмигнул Яну. Кажись, хоть этот понял, чего он добивается.

— Или мне позвать Тиренко?

Цирин перестал краснеть и побледнел. Упомянутый небрежно господин печально прославился появлением на предприятиях, которые прежнему губернатору чем-то не угодили. Он единственный, похоже, не понимал, зачем его присылают, и производил страшно добросовестную работу по выявлению нарушений законов, обнаружению путаницы в отчетах, уклонению от налогов и всяко-разное, без чего ни одного предприятия не бывает. Местные купцы и фабриканты прекрасно знали, чем кончаются его посещения. Большими проблемами и огромными взятками. В отчетности ничего не менялось, губернатор покупал женам очередные брильянты, но Тиренко этого было не объяснить. Он честно выполнял возложенную работу, а что дальше — его не волновало. Был случай, даже убить пытались. Не помогло. А сегодня, с арестом губернатора, Юнаков его держал при себе для разбора многочисленных бумаг и старательно прикармливал на будущее. Так что пустой угрозой обещание не было.

— Произвести полную ревизию, выяснить, сколько недоплатили государству?

— Нам, — с серьезной угрозой в голосе потребовала Муравьева. — Какой, говоришь, закон нарушается?

— Я тебе потом подскажу, с кем говорить, — пообещал Ян, старательно не замечая укрощенного Цирина. — Я ведь не адвокат, а лейтенант. Мое дело — раз-два! Справедливость я внедрять готов, но точный пункт в законодательстве — это к специалисту. Так… возражений не слышу. Следуем дальше.

— Про деньги, — весело сказала Зейнаб.

— Правильно. Очень важно и всем интересно. Вот тут мне очень хочется спросить: вы идиотки?

— Это еще почему?

— Вроде в голове должно быть что-то кроме опилок, а требуете такое… Вы научитесь думать сначала! Что произойдет, если женское жалованье сравняется с мужским?

— Ты такая же сволочь, как все, — поднимаясь, сказала Муравьева. — Идешь? — спросила подругу.

— Сядь, — потребовал Халилов. — Уйти мы всегда успеем. Пусть объяснит.

Муравьева посмотрела на него и села, демонстративно отвернувшись.

— Объясняю, — обращаясь к Халилову, сказал Ян. — Он, — показав на Цирина, — хочет заработать. Желательно много. Меньше получит работник — больше хозяин. Не очень красиво, но правда. Пока была война, мужиков не хватало. Брали на работу баб и платили им меньше. Они и за это рады были. Семьи кормить требуется. Если жалованье одинаковое, зачем вас держать? Не проще более сильного? Деньги те же, а мужик про ребенка, дома оставшегося, не думает.

— У нас и до войны три четверти баб было.

— Сейчас не так? Гораздо больше.

Халилов неохотно кивнул, соглашаясь.

— Вот, значит, надо сделать так, чтобы хозяин был заинтересован баб на работе держать и себя не обидеть.

— Интересно, как овечку не съесть и при этом сытым остаться?

— Первым делом вписываем пункт об увольнении. Без веской причины и согласования с профсоюзом — запрещено. С момента подписания… э… коллективного договора.

— Мы еще не договорились, — возмутился Цирин.

— Постепенно. К предыдущему поправки будут? — Вслух не прозвучало, но Цирин понял. «Я пока на твоей стороне, и не стоит раздражать». — Будем разбираться. Сколько разница в жалованье? Пятнадцать на одиннадцать?

— Средний заработок мужчины до войны составлял четырнадцать дирхемов шестнадцать таньга, — доложил счетовод. — У женщины — десять тридцать пять. Сейчас больше, но ненамного. Это ведь в среднем — у кого дирхемов больше, у кого меньше.

— То-то и оно. Цены растут, а мы еле прокормиться можем!

— А нам что, много? — всерьез обиделся Халилов.