Мусульманский Ренессанс

Сто лет спустя, в 397/1007 г., египетский халиф ал-Хаким заполучил в свои руки бунтовщика Абу Ракву, который знатно потряс основы его государства. «Он посадил его на двугорбого верблюда, нахлобучив ему на голову остроконечную шапку из лохмотьев (туртур), позади него посадили обезьяну, которую научили колотить его кулаками. В таком виде его доставили к месту казни, когда же его снимали с верблюда, то выяснилось, что он уже мертв»[2495]. Вместо этого интересного рассказа поздних источников живший в ту пору в Египте Йахйа ибн Са‘ид сообщает: «Его провели напоказ через город, а затем убили у мечети ат-Тибр, тело его было посажено там на кол и сожжено»[2496].

Таковы были самые жестокие и самые устрашающие наказания, применяемые правительством к бессердечным и в высшей степени опасным мятежникам, руки которых были обагрены кровью тысяч жертв. Если же мы примем во внимание, что отсечение руки и ноги являлось старым каноническим законом, применяемым к мятежникам в Марокко еще и в наше время, и рассмотрим при этом страшный перечень истязаний, бывших в подобных случаях в распоряжении позднего европейского средневековья, то окажется, что как Багдад, так и Каир обнаруживают отрадно малую степень изобретательности в сфере жестокостей власть имущих.

Возить напоказ по городу пойманных мятежников на мулах[2497], слонах[2498], но охотнее всего на двугорбом верблюде[2499] было повсеместно принятым обычаем. Одевали при этом наказуемых очень различно — то в покаянное облачение с бурнусами из войлока и красными власяницами[2500], то с издевательской роскошью в парчу и шелк[2501], с лисьими хвостами[2502] в лентах или с колокольчиками[2503], прикрепленными к одежде; в длинные бурнусы и цветные платья, которые носят женщины[2504]. В IV/X в. это шествие по улицам сочетали с позорным столбом. На спине верблюда укрепляли деревянную подставку (никник) и привязывали к ней злодея[2505]. Подставку Хамданида Хусайна, которого в 303/915 г. возили по улицам Багдада, вращал то вправо, то влево человек, спрятанный под шелковой юбкой наказуемого[2506].

Когда же власть халифов утратила свою силу и эмиры сражались в «обители ислама» уже не как бунтовщики, а как воюющие стороны, подобные наказания для военнопленных вышли из употребления. В 307/919 г. был взят в плен Йусуф ибн Абу-с-Садж, восставший против халифа и основавший на северо-западе Ирана свое собственное государство. Когда его возили напоказ по Багдаду верхом на двугорбом верблюде в парчовом халате и длинном бурнусе, увешанном лентами и колокольчиками, то жителям Багдада было жаль его, ибо он никогда не обрекал такому позору своих пленников[2507],— уже настолько утрачено было чувство, что дело идет не о враге, а о наказании мятежника.

Имперский военачальник, выступивший против Бунда ‘Имада ад-Даула в Фарсе, захватил с собой бурнусы, увешанные лисьими хвостами, цепи и наручники, чтобы с триумфом доставить своего противника. Однако он сам был разбит, взят в плен, и Бунду посоветовали облечь его самого во все эти позорные принадлежности. Тот же, однако, заявил, что это будет преступлением и проявлением низости[2508].

Жестокость судебного следователя, сыгравшая весьма печальную роль в нашей истории, серьезно сдерживалась тем, что мусульманское каноническое право рассматривало как незаконное признание, выжатое под пыткой или хотя бы при помощи крика и запугивания. Напротив, светский суд имел право вести допрос с пристрастием, применяя «плеть, кусок каната, палку, битье ремнем по спине, животу, затылку, заднему месту, по ногам, суставам и мышцам»[2509], причем палка считалась более милостивым орудием, чем плеть[2510]. Другие способы пытки применяли только налоговые и правительственные чиновники, чтобы выжать деньги. Самым любезным для них делом было подвешивать преступника за руку или за ногу, причем его оставляли висеть до тех пор, пока он не делался уступчивым[2511]. Самым суровым наказанием, к которому мог приговорить мусульманский судья, было побитие камнями за разврат. Дело, однако, до этого почти никогда не доходило, так как юрисдикция требовала почти невозможных доказательств. Затем шло отсечение руки и ноги за грабеж на большой дороге[2512] и отсечение руки за кражу.

Так как существовало представление, что душа и после смерти связана с телом, то обесчещение трупа считалось моментом, значительно отягчающим меру наказания. Труп преступника часто привязывали к позорному столбу с раскинутыми в стороны в виде креста руками[2513], выставлялась стража, а по ночам перед ним зажигали костры[2514]. В то время никто из приговоренных к смертной казни не был заживо распят на кресте или посажен на кол.