Мусульманский Ренессанс

Когда же сын ‘Адуд ад-Даула в 375/985 г. захотел взимать с продажи тканей из чистого шелка и хлопчатобумажных одну десятую их стоимости, «в городе вспыхнуло возмущение, заставившее отменить этот налов»[911]. Эти же товары вновь были обложены налогом в 389/998 г., и вновь вспыхнуло большое волнение: народ воспрепятствовал пятничному богослужению в старом городе и сжег дом, в котором хранились налоговые расчеты. Восстание было подавлено, но десятину стали взимать только с тканей из чистого шелка. На каждый кусок, сходивший с ткацкого станка, продававшийся и вывозимый, ставилось клеймо[912]. Дело не ограничилось налогами на предметы роскоши: в 425/1033 г. святой ад-Динавари делает халифу представления о тех бедствиях, которые причиняет народу налог на соль. Налог отменили, указ об отмене был зачитан в соборных мечетях, и на их дверях были начертаны проклятия по адресу того, кто осмелится возобновить это злодеяние. В то время налог на соль ежегодно приносил 2000 динаров[913]. Народ Египта, пожалуй, никогда не восставал против всех этих налогов.

В Сирии обложение товаров налогами было незначительным даже и при египетских халифах. Существовало только, в частности в Иерусалиме, постановление, разрешавшее производить торг только на базарах; запрещалось продавать где-либо в другом месте, а базары должны были платить изрядные суммы сборов[914]. Налоговой спецификой этой провинции являлись «лицензионные сборы» (химайат), например на право держать повозку. Эти сборы приносили столько же, сколько и крайне высокий земельный налог[915]. Пошлины менялись в этой несчастной стране в зависимости от властителя. «Начиная с 330/941 г.,— говорит Ибн Хаукал,— страна разрывалась между людьми, стремившимися обойти один другого; целью каждого из них являлось только то, что он в состоянии был утащить именно сегодня, все стремились набрать сколько могли, пока им позволяло время. Никто не помышлял о строительстве, никто не заботился о стране с благоразумием и рассудительностью»[916]. Тот же Ибн Хаукал утверждает, будто он видел сирийский бюджет на 296/908 г.— за вычетом жалованья чиновникам он составлял 39 млн. дирхемов[917].

И в Египте и в Сирии государственная казна помещалась в главных мечетях; это были увенчанные куполами сооружения на высоких колоннах. А в Фустате она стояла прямо перед минбаром; имела железную дверь, снабженную замком, добирались к которой по деревянным мосткам. Из-за казны мечеть на ночь очищали от людей и запирали[918].

Являлось ли это древним египетско-сирийским обычаем? Может быть, так охранялась в старые времена и церковная казна? Возможно также, что она, как в византийскую и в античную эпоху, являлась не только храмовой, но и государственной казной[919].

Вплоть до середины IV/X в. и позднее возобновлявшаяся каждые четыре года аренда государственных земель также происходила в главной мечети; и это, пожалуй, древнеегипетский обычай[920].