Мутант

– Не надо! Она его – хоп! Дверь – хлоп! И понимать не стали!..

– Поминай, как звали, – машинально поправил мутант, но быстро опомнился, мотнул головой. – Чего несешь-то? Парню плохо совсем! Куда мы с ним? И что она нам сделает? Ты видел вообще, на кого она похожа? Ей сто лет в обед. «Дверь – хлоп!» Что, мы эту дверь открыть не сможем? Да я всю эту ее берлогу разворочу!

– Она ведьма! – не унимался Пистолетец. – Она задолкует и тебя, и меня! Видел, что она с чпелами сделала? Нас задолкует, а Шаска съест. И нас потом съест!

– Подавится, – разозлился вдруг Глеб. В конце-то концов, что он в самом деле, как маленький! Бабы-Яги испугался! Из избушки без курьих ножек…

«Без ножек, потому что она их съела с голодухи», – пришло тут же на ум. Мутант сплюнул, нагнулся и бережно передал «ведьме» паренька.

– Головой вперед, а не ногами, дурень! – каркнула «Баба-Яга».

Глеб развернул Сашка и подал, как та попросила. Бабка приняла парня, без проблем его удержала, потянула на себя. Мутант, не выпуская ног парня, согнулся в три погибели и полез в «нору». Застрять он не застрял, но вот нога со ступенек сорвалась, он едва не грохнулся и чуть не выпустил при этом парня из рук.

– Тише ты, леший! – зашипела старуха.

– Я нечаянно, – повинился Глеб.

Оказавшись внизу, он выпрямился – на удивление, распрямиться удалось полностью, даже еще осталось от головы до «потолка» пространство примерно с ладонь – и осмотрелся. Жилище «Бабы-Яги» оказалось просторным и даже – о, чудо! – с настоящей, хоть и небольшой, кривовато сложенной из камней печкой с лежанкой наверху. Еще в «избушке» имелся стол, широкая скамья да разномастные, грубо сколоченные полки на стенах, уставленные посудой и непонятным барахлом. В дальнем углу приютился здоровенный, чуть пониже стола, сундук. Все это удалось рассмотреть благодаря тусклому свету, попадающему в «хоромы» через два узких оконца под самым «потолком», затянутых полупрозрачной пленкой – скорее всего, оболочкой внутренностей какого-то животного.

– На лавку, на лавку его клади! – скомандовала бабка, видя, что мутант застыл в нерешительности. – У мя руки-то не золезные.

Глеб послушно шагнул вслед за старухой к лавке, и они опустили Сашка на широкую доску ее сиденья.

– А может, туда его лучше? – кивнул мутант на печь. – Или вы… ну да, вы же сами там, наверное, спите…

– Я спать не собралась покеда, – буркнула «Баба-Яга». – На ночь-то, знамо, на печку его покладу. Вас – кого на пол, кого на лавку, сама на сундук… А теперя пусть тутока побудет, поправлять его надо. Может не сдюжить, слаб шибко.

– А вы можете ему помочь? – забеспокоился Глеб.

– Чо смогу, то сроблю, – сердито пошевелила крючковатым носом «ведьма».

– А что вы будете делать? – не отставал мутант.

– Чо-чо… Через плечо, – зыркнула на него старуха здоровым глазом. – Тя не спрошу, сама знаю, чо.

Затем она все же смилостивилась и пробубнила:

– Зелья у мя сварены, мазюкалки… Заговоры пошепчу… Не боись, оклемается паря.

– А вы… – осенило вдруг Глеба. – Вы мне помочь не сможете?

– Ты и так здоров, – «Баба-Яга» сняла с полки кривобокую глиняную плошку, зачерпнула и плюхнула в нее из горшка что-то тягучее и вязкое, похожее на смолу, протянула мутанту: – На мазюкалку, помажетесь с тем вон, плешивым, – недружелюбно мотнула она головой в сторону Пистолетца, – и хватит с вас, не помрете.

– Я порпошу! – обиженно взвился лузянин. – Я же не навызаю вас… этой…

Глеб досадливо поморщился, шикнул на Пистолетца и торопливо заговорил:

– Да я не про укусы… У меня дело такое… я память потерял. Может быть, тоже… пошепчете? Или зелье?…

– Память? – нахмурилась бабка. – Всю отшибло, али помнишь чо?

– Мало что помню, – признался мутант. – Даже кто я такой, не знаю.

– Лешак ты, вот кто, – ощерилась вдруг старуха беззубым (нет, три зуба торчали вразнобой из верхней десны, да парочка из нижней) ртом. – Гляну опосля, тока не надейся, что помогу. Ежели тот, кто тебе это сделал, сильнее меня, то ничо не сроблю.

– Мне… сделали?… – ошарашенно вылупил глаза Глеб. – Я думал, это само как-то…

– «Само»! – проскрипела «ведьма». – Сами тока птички чирикают…

И рассердилась внезапно:

– А ну, брысь отсель! На волю оба ступайте, и сюды ни ногой, покуда не кликну.

Она склонилась над Сашком и начала стягивать с парня обгоревшие лохмотья плаща. Сашок неожиданно приоткрыл опухшие щелочки глаз и тревожно задергался:

– Нет-нет, не надо! Нельзя, не дам! Глеб!.. Где ты?

– Я здесь! – подскочил к лавке мутант. – Лежи спокойно, Сашок, не бойся. Эта бабушка добрая, она тебя сейчас вылечит.

– Ты ишшо здеся?! – резко обернулась старуха. – Кому сказано: брысь! Али ухватом выпихнуть?

Когда Глеб с Пистолетцем выбрались наружу и отошли чуть в сторону, мутант заметил, что лузянин выглядит не лучшим образом. И не только потому, что лицо того, кроме вылеченных «иглоукалыванием» губ, было опухшим, красным, в многочисленных точках укусов, а еще и потому, что приятель находился в состоянии, близком к панике. Губы его дрожали, глаза лихорадочно бегали, на лбу выступил пот.