Но ты рос, и скрывать твое существование становилось все труднее и труднее. К тому же, у тебя появилась одна весьма неприятная особенность – каким-то образом, судя по всему, независимо от своего желания, ты стал вызывать огонь. Устроил один пожар, затем другой, и, наконец, третий – едва не закончившийся катастрофой, поскольку над твоей «кельей» располагались хранилища боеприпасов… Это стало для Святой последней каплей. Она решила от тебя избавиться. Но не убить – ее рука так и смогла на тебя подняться, – а отправить в изгнание. Навсегда, на веки вечные. Но прогнать тебя просто так, с теми знаниями о твоем происхождении, что у тебя имелись, значило бы рано или поздно выдать себя. Даже если бы ты дал слово молчать, – под пытками или в бреду ты все равно мог бы проговориться. И тогда… она стерла тебе память. Да-да, у Святой есть такие задатки. Она куда более «волшебница», нежели я. Раньше таких людей называли экстрасенсами, еще раньше – колдунами и колдуньями. По сути, Святая – сама мутантка, только это никак не проявляется внешне. Кстати, она очень красивая женщина… Но это неважно. Так вот, она стерла тебе память – твою личностную память, оставив багаж полученных умений и знаний, – затем погрузила тебя в глубокий гипнотический сон и отправила с двумя очень надежными и преданными ей людьми. Так, во всяком случае, она о них думала… Им дали катер – один из немногих, для которых хранился неприкосновенный запас топлива, – и ночью тебя повезли по рекам подальше от Устюга. Возле населенных пунктов шли на веслах, где было можно – включали мотор. Целью было увезти тебя по возможности дальше. Но туда, где жили мутанты. «Дикие». Где тебе бы не дали пропасть. Где ты со временем стал бы одним из них. Таким местом было выбрано село Ильинское. Эти двое причалили неподалеку. Затем отнесли тебя в лес. Потом один из этих двоих вернулся. Второй остался с тобой: приглядывать, наставлять на «путь истинный» – короче говоря, «вытирать сопли» и нянчиться. Он же должен был отправлять с инспекционно-карательными экспедициями храмовников сведения о тебе для Святой в виде шифрованных записок. Но… ты не захотел остаться с «дикими». Захотел вернуть себе память. Впрочем, дальше тебе все известно и без меня. Так что вот, теперь ты все о себе знаешь, как и хотел. Во всяком случае, знаешь основное и главное. Вижу, что вопросов у тебя много, но говорить пока не разрешаю, потерпи. Сейчас расскажу, чего хочу я. А хочу я одного: узнать, где находятся ядерные заряды, которыми нас шантажирует Святая. И существуют ли они вообще. Теперь шантажировать ее буду я. Тобой. Расскажет все, что интересует меня, – пойдешь к мамочке. Заупрямится – тоже пойдешь, но о тебе будут знать все. О том, кто ты и чей. Вот, собственно, и все. Теперь можешь спрашивать.
– Я вам не верю… – прохрипел Глеб.
– Ожидаемо, – спокойно отреагировал Дед Мороз.
Он потянулся к лежавшему на столе пластиковому прямоугольнику – со сторонами примерно двадцать на тридцать и толщиной в полтора или около того сантиметров. Раскрыл его, словно раковину, что-то нажал внутри и развернул так, чтобы было видно и Глебу. Теперь предмет напоминал раскрытую книгу. Нижнюю ее часть, словно и правда у книги, занимали буквы – каждая на отдельном квадратике. Верхняя представляла собой экран, на котором тоже бежали сейчас буквы – белые на черном, – только не русские.
– Знаешь, что это такое? – спросил несостоявшийся волшебник.
Мутант кивнул. Он и правда знал, вспомнил. Это был компьютер, ноутбук, с таким и ему не раз приходилось иметь дело. В скорлупе, закрывшей Глебову память, появилась еще одна брешь.
Между тем операционная система компьютера загрузилась. На экране застыла картинка – прекрасный город у реки с величественными белыми храмами. Не нужно было никаких пояснений и подсказок, чтобы понять – это Великий Устюг. Такой, каким он был до Катастрофы.
Пальцы Деда Мороза забегали по клавишам. Картинка сменилась. Теперь Глеб увидел на экране некую зверушку – мохнатую, потешную, почему-то одетую в синий с полосками детский костюмчик. Зверушка держала в покрытых бурой шерстью лапках мяч и весело скалилась белоснежными зубками. Сзади, не в фокусе, плохо освещенная, просматривалась кирпичная стена. Такая же, как и в воспоминаниях Глеба.
– Узнаешь? – спросил предводитель морозовцев.
– Это… я?… – пришла к мутанту обжигающая догадка.
– Верно. Здесь тебе года два.
– Но… Это могли снять где угодно…
– Тоже верно. А вот здесь?
На следующем фото маленький Глеб сидел на полу и, поднеся к глазам мохнатый кулачок, плакал. А над ним, успокаивая, склонилась женщина…
Мутант задрожал. В глазах у него потемнело, и он зажмурился. Сомнений не оставалось – это была девушка из «отцовского воспоминания». Машечка… Чуть повзрослевшая, но все такая же прекрасная – лишь золотистые волосы стали короче, однако в глазах – все та же озерная синь…
– Мама… мама… – прошептал он и мысленно простонал: «Как же ты могла? Как ты могла так… со мной?…»
– Вижу, что узнал, – услышал Глеб и открыл глаза. – Дальше продолжать?