Мутанты

И тут к нему подскочил немало подивившийся столь скорой поправке пан Кушнер. Он даже телефон, казалось уже навечно приросший к уху, демонстративно выключил, дабы посвятить все время высокому гостю. А сам приглядывался, ибо тоже узрел некое его преображение. Заговорил он с Джоном на английском, однако переводчик зачем-то перекладывал их беседу на русский, возможно оттого, что сам испытывал блаженство после ночного кошмара.

— Как ваше здоровье, Джон? Я распорядился установить виновного и предать суду.

— Прошу вас никого не наказывать. Я счастлив! Я рад приключениям в России. И так полюбил эту страну, что прошу дать мне гражданство.

— Хотите сказать, второе гражданство, Джон?

— Благодарю, мне хватит одного. Я мечтаю получить украинское гражданство.

— Разумеется, оставив при этом и американское?

— Нет, от американского я уже отказался. Достаточно украинского или российского. Мне все равно. Я одинаково обожаю обе эти великие страны.

— Как это вы отказались, мистер Странг?

— По телефону. В век коммуникаций все возможно. Кстати, я уже не служу в НАТО. Вдруг я понял — это совершенно глупая организация. Она безумная и оттого агрессивная. Но ее никто-никто не боится! Это я понял, как только стал славянином по духу. И скажу вам, какое это блаженство, какая радость — чувствовать себя хохлом! И одновременно москалем!

Переводчик и пан Кушнер неожиданно друг для друга вошли в некое унисонное состояние, ибо одновременно отступили от инвалидной коляски.

— Вы что, отказались от американского гражданства?!

— Да, сэр! — Толстозадый даже улыбаться стал сдержанно, не по-голливудски. — И хочу быть гражданином самостийной Украины. Или великой России! Мне теперь все равно, сэр!

— Вы с ума сошли! У вас помутнение разума! Это последствия ранения. Мне уже известно, в вас стреляли из лука. И стрела была отравлена.

— О, напротив, только сейчас я почувствовал просветление. И истинную свободу. Как хорошо, что меня ранили! Через эту рану вышла дурная кровь… И вместе с этим я ощутил радость, как будто вколол дозу настоящего колумбийского героина.

Пан Кушнер глянул по сторонам и сделал знак докторам, чтобы отошли подальше. Им было хорошо заплачено, поэтому эскулапы повиновались, и лишь анестезиолог достал театральный бинокль, чтобы следить за изменением черт лица пациента — должно быть, диссертацию писал.

А депутат швырнул телефон в фонтан на альпийской горке, склонился и сказал по-русски:

— А на хрен ты мне нужен такой, без гражданства. И без должности в НАТО. Думаешь, ты кто — пуп земли, что ли? Ты приехал сюда, чтобы исполнить только одну функцию. И не более того.

— Вы отказываете? Или я что-то не понял?

— Хохлов у нас хватает. Американцев нет!

— Вы не имеете права отказать мне!

— Ну, права ты мог качать в Америке…

— По международному соглашению вы обязаны предоставить мне гражданство!

— Международное соглашение — это я, — с ужасом на лице проговорил переводчик и втянул толстый живот. -

А также я — конвенция по правам человека! У меня достаточно других обязанностей, чтоб возиться с типом без гражданства. И явным международным мошенником. Прощайте.

— Я требую! Как вы смеете так вести себя?!

— А как прикажете вести себя с господином никто?

— Хорошо! Я получу российское!

— Кто же тебе его даст, глупец? Теперь ты никакого не получишь.

В это время у него в кармане зазвонил телефон. Пан Кушнер достал трубку, и в тот час на лице возникла китайская улыбка.

Джон подтянул к себе переводчика:

— Связь с президентом США. Немедленно!

Тот потыкал кнопки на аппарате, потряс наушники, стукнул кулаком, как стучат по старым добрым советским телевизорам, чтоб наладить изображение или звук, а то и оба эти качества.

— Не могу, сэр, — сказал беспомощно.

— Я приказываю!

— Отключили канал связи. Сказали, для человека без гражданства не полагается, сэр. Могу связаться с Брянском или райцентром… По местному телефону. Правда, опять попаду в свинарник…

* * *

Оксана с бабкой Совой, как два доктора над умирающим, сидели, подперев подбородки кулаками, и продолжали консилиум.

— Подозреваю, с головой у него плохо, — шепотом сообщила ветеринарша. — Ни в Раду, ни в Госдуму не желает.

— Если не желает, худо дело… Может, наркозу дать?

— Сколько уж давали — не берет…

— А больше и лечить нечем, один йод. Не зря говорят — горбатого могила исправит.

— Да и могила теперь не исправит. Стоя хоронят. Даже после смерти не полежать. Все землю экономят…

— Придется живого лечить…

— Ты не отчаивайся, дочка. Попробуй йодом-то. Все-таки лекарство. Свату помогло…

— Тату от сердца помогло. От нервного расстройства не помогает…

— Не знаю… Это сейчас всякого напридумывали. Ыффи-ралган у пса, например! Какой может быть у пса ыффирал-ган? Раньше, бывало, йодом помажешь, и все прошло. Старое лекарство — оно полезней. Его, говорят, египтяне еще в древности придумали и до сих пор ничего другого не признают. Я тоже, поросят кастрирую, так одним йодом мажу — и ничего, здоровенькие растут, довольные.

— Так ведь это нервное расстройство, Елизавета Трофимовна!

— Думаешь, поросята не расстраивались? Еще как расстраивались.