Мутанты

Он заговорил на мове, как говорят на латыни доктора над больным, чтоб тот ничего не понял. Переводчик и в самом деле хлопал ушами и губами, но не произносил ни звука.

Волков про себя облегченно вздохнул: Сильвестр Маркович давал ему вольную.

— Вона начнет преследувати мене, — однако же предупредил он, — начнет гвалтуваты… И пошкодыть ловлю! Треба принимать меры!

— Це я беру на себе — улагоджу и безпеку забезпечу! Не журысь! — И добавил шепотом: — Колы американець добу-де мутанта, буты тоби головою администрации…

— А як же ж Дременко? — благородно спросил Мыкола.

— На Дременко есть другие виды, — неопределенно проговорил депутат.

-

Глава 5

А Дременко очнулся оттого, что Оксана со всей силы ударила его кулаком по груди.

— Та ты що бьешся, дочка? — удивленно спросил он и снова умер.

Она же попыталась помассировать сердце, но высокая, волосатая грудная клетка не продавливалась даже под весом тела. Уже в бессилии, Оксана скинула туфлю и стукнула пяткой. По хате поплыл гул, словно ударили в пустую бочку.

Отец трепыхнулся, задышал и приподнялся:

— Ксана! Не дерись… Воды…

И опять бездыханным откинулся навзничь.

Тогда она покрутилась по дедовой половине хаты, оторвала шнур от кипятильника, один провод сунула отцу под спину, другой прижала к сердцу и на мгновение включила в розетку. Запахло паленой шерстью, Дременко встряхнулся и сел, глянул мутным, недовольным взором:

— Та що ж ты з батьком творыш?

— Реанимирую! — отрезала она. — Молчи! И попробуй мне, умри еще раз!

— Ну, добре, — покорно согласился он и лег, — як скажешь… А который час? — Они с дочерью, хоть и были украинцами, даже между собой разговаривали на привычной местной смеси языков.

— Вечереет… — ответила Оксана.

— Бежать треба! Пан Кушнер велел — с докладом!

— Никаких докладов, лежи! Сейчас вызову машину, и в больницу!

— В больницу не поеду! — Дременко порывался вскочить. — Сильвестр Маркович ждет! Не можна мени лежаты!

Дочь придавила его к кровати:

— Тату! С ума сошел? У тебя сердце остановилось! Едва оживила! Никуда не пущу!

— Не отправляй в больницу! — жалобно попросил он. — Добре, я полежу трохы… Пить дай, пересохло…

При разделе водопровод тоже остался на бабкиной половине, вместе с водонапорной башней, потому дед Куров приносил воду из колодца и держал в ведре, но сейчас там оказалось пусто. Оксана покрутилась по хате, в холодильник заглянула, однако, кроме четверти с горилкой, ничего не нашла и постучала в стенку:

— Бабушка? Елизавета Трофимовна?

— Ой! Это ты, Ксана? — отозвалась та откуда-то издалека, должно быть, спала в кухоньке.

— Принесите воды, бабушка! Тату пить просит! Слышно было — зажурчала вода под краном, но потом

раздался растерянный голос:

— Как же я принесу? Дверь на замках…

— Так откройте!

— И с твоей стороны замок! Дед ключ выбросил в колодец…

— Бабушка, идите подземным ходом! И захватите нитроглицерин!

— Захвачу… Где у деда нора начинается?

— В туалете!

— А, через уборную… — вспомнила Сова, — знаю, сейчас, дочка!

Ушла и пропала на добрую четверть часа. Дременко же становилось хуже, он закатывал глаза и просил пить. Сердцебиение угасало, наполнение становилось слабым и вялым.

— Зараз, тату, — приговаривала Оксана и щупала пульс, — потерпи, миленький… Ну где вы, Елизавета Трофимовна?!

— Заблудилась я! — наконец-то послышалось из-за перегородки. — Этот бандера ходов нарыл! В козлятник попадаю, и все тут!

— Давайте замки сломаем!

— Попробовать можно, — неуверенно согласилась Сова. — Ты со сватом где находишься?

— В комнате за печкой…

— Ну и нехай! Сейчас…

Клацнул затвор, и тут же, один за одним, прогремело три выстрела. Ковер на стене у деда трижды всколыхнулся, пули ушли в стену напротив, но дверь и сама перегородка устояли.

— Вот стерва! — выругалась бабушка. — С «вальтера» не берет. Погоди, я трехлинейную достану!

Еще через несколько минут грохнуло так, что зазвенело в ушах. Тарас Опанасович встрепенулся:

— Стреляют?

— Лежи, тату!

— Глянь там, замок упал — нет? — спросила Сова. Оксана отвела простреленный ковер в сторону — поклеванный пулями тяжелый замок оказался на месте:

— Висит!

— Это только в кино показывают, — заворчала бабушка, — стрельнул, и открывается… Иди за печку, сейчас гранатой подорву!

— Что вы, Елизавета Трофимовна! Какой гранатой?

— Противотанковой. Сидите на месте! Урону много не будет, она кумулятивная.

Возражать, а тем более удерживать Елизавету Трофимовну от поступков было невозможно. Оксана убежала за печь, накинула на отца одеяло, а сама села на пол и зажала уши. От взрыва Дременко подбросило на кровати, а Оксану на минуту оглушило. Сорванную с петель дверь унесло к стене, а в окне напротив вылетели стекла вместе с рамными переплетами. В пустой проем устремился черный клуб пыли и дыма.

Урону и в самом деле было не много.

Оксана потрясла головой, бросилась к отцу, а тому от взрыва будто бы полегчало, по крайней мере, взбодрился и теперь сидел, хлопал глазами, словно разбуженное дитя:

— А шо взрывают, Ксана?

Она пощупала сильный и тугой пульс, послушала бы и сердце, но в ушах еще звенело. Бабушка явилась из пыли и дыма, словно из-за занавеса, держа в руке ведро.