Мутанты

Оксана безропотно и как-то отстраненно открыла люк, приподняв подол, ступила на лестницу, но едва спустилась по пояс, как замерла.

— Там кто-то есть! — вымолвила с ужасом, боясь шевельнуться. — Меня за ноги схватил…

— Весь в деда, гад, — буркнула себе под нос Сова и уже громко спросила: — Да кто там тебя схватит-то?

— Не знаю… Держит. И руки горячие.

— Горячие — значит, не покойник. Лезь, меду хочу! Оксана спускалась так, словно сходила в кипяток.

И только голова ее скрылась, бабка вскочила и закрыла западню, надвинув на нее старый, броненный толстой яловичной кожей сталинский диван. Внизу послышался сдавленный голос, однако Сова уже была за порогом. Она навесила замок на дверь, схватила лопату и ринулась к сортиру.

— Я сейчас все ходы-выходы завалю! — И стала метать землю в мужскую половину. — Все окна перекрою от айбасов! От всяких арсанов, мать их в кириккитте! Я вас замурую от всякой нечисти, эрын их побери с чумпой вместе! И не выпущу, пока не поладите!

Глава 9

Все утро Волков тупо просидел в святилище таможенного храма, пытаясь осмыслить, что же произошло. Разум не подчинялся, вилял, как колесо детского велосипеда, разбитое в «восьмерку», отказывался воспринимать действительность, как не воспринимает ее приговоренный к смерти, идущий на плаху. Сознание сжималось в комок и заклинало, что все это произошло не с ним, а с кем-то другим, и еще есть надежда…

Однако и этот трепещущий огонек погас, когда на горизонте братковской таможни появился узнаваемый за полверсты образ Тамары, на сей раз обряженный в строгий деловой костюм и увенчанный свежей, высокой прической. Женщина двигалась с неумолимым напором, словно тяжелый бомбардировщик, решившийся на таран сторожевой башни.

И тут длительное леденящее оцепенение внезапно сменилось на протест, и вмиг стало жарко. Мыкола испытал бойцовские ощущения тореадора перед тупой, рогатой и разъяренной силой. Если уж завязался смертельный поединок с судьбой, то надо стоять до конца! Он покинул башню и спустился к воротам, чтобы встретить неотвратимый рок лицом к лицу. В последний момент увидел спину поспешно бежавшего со своего поста Шурки Вовченко. Прапорщик же Черно-бай, как и положено, оставался на месте и уважительно козырнул судебному приставу. Когда же она миновала российскую таможню, Волков разглядел, что вместо привычных

судков с завтраком в ее руках была деловая папка. Мало того, Тамара Шалвовна проследовала мимо него с гордо поднятой головой и будто бы не заметила!

Мыкола проводил взглядом ее широкую корму и некоторое время стоял обескураженный и возбужденный — как если бы обреченный на заклание бык бежал с арены, даже не взглянув на красный, дразнящий плащ.

Такое поведение теперь уже бывшей сожительницы можно было истолковать по-разному, однако затылок опахнуло предчувствие, что еще не все потеряно. Пан Кушнер хоть в гневе и прогнал его из резиденции и отстранил от охоты на мутанта, однако слово свое держал и, вероятно, дал взбучку своей сестрице за позор в ночном клубе. И вопрос с их дальнейшими отношениями решил однозначно, несмотря на свои родственные чувства. В любом случае, Сильвестру Марковичу нужен свой человек на таможне, а значит, на этом рубеже можно закрепиться, выстоять и, набравшись сил, пойти в контратаку.

Примерно через час Тамара Кожедуб прошествовала в обратную сторону, и могучая ее поступь, усиленная сводом башни, еще долго стояла в ушах, словно отбивая ритм мыслей: куда она ходила, зачем и к кому? Явно не по служебным делам, прижучить, например, какого-нибудь зарубежного кредитора или неплательщика алиментов — тогда бы надела форму.

Покуда Волков гадал, что бы это значило, на таможню приволокся его родной отец. После разоблачения в резиденции он был сдан в районную милицию для установления личности, поскольку никаких документов не имел, а там — острижен наголо, побрит, сфотографирован, после чего проверен по всяческим учетам. Выяснилось, что прежде он задерживался органами много раз, и убедиться в том, что это на самом деле давно пропавший Семен Волков, оказалось проще простого — через обыкновенную дактилоскопическую экспертизу. Правда, было известно, что Волков-старший после травмы утратил дар речи и мог лишь ругаться, но говорливость пойманного бомжа отнесли к терапевтическому действию времени либо неожиданному результату снотворного выстрела — в общем-то, об этом не особенно и задумывались. А поскольку за стариком никакого криминала не числилось, да и в милиции хорошо понимали, чей это отец, ссориться с таможенником не захотели и отпустили на волю.

И вот он явился на таможню, как наказание.

— Колька! — заорал от шлагбаума. — Выпить дай! Сбегай, водки принеси! Водки хочу!

Явление папаши из небытия Мыкола встретил с чувствами смутными, поэтому зазвал его в башенный офис, налил сто граммов, хотел уже отвести к себе в квартиру и уложить спать, однако родитель заартачился:

— Никуда не пойду! Да здесь у тебя лучше, чем на вокзале!