Мутанты

— Вот и пусть посидит, прохиндей! Бамбук московский! — выругался, но спросил беспомощно: — Что станем делать, Николай Семенович? Это же скандал… Я уже доложил об отлове. И ладно бы — Дременко поднимет бучу! А его язык до Киева доведет…

— Не доведет, — спокойно сказал Мыкола. Чекист вмиг узрел протянутую ему руку помощи:

— Выручай, Николай Семенович. Инициатива уже была в руках Волкова:

— Отвезу домой, положу в постель. Потом найду его дочь — она врач, присмотрит. А как проснется, я с ним проведу беседу.

Пухнаренков вновь закосил взглядом.

— Финансовую сторону беру на себя, — чекистским тихим голосом проговорил он и глянул на часы. — Я твой должник… Через три часа проснется. А вечером мы с тобой встретимся.

И пошел в Россию, не оглядываясь.

Волков поискал взглядом Кривохатко и увидел, что птичьих ловцов заметно прибавилось: братковские бабульки уже сажали в подолы бройлеров и улепетывали прочь…

За свою нелегкую девичью жизнь Оксана столько раз давала пощечины, что не промахнулась даже в полной темноте подпола. И от мгновенного касания ощутила под рукой мягкую и какую-то ласкающую растительность — будто кота погладила.

— Не хватай! — добавила она. — И дыши ровнее, полезно… Сама же опустилась на ступеньку лестницы и попробовала угадать, где находится отскочивший во тьму Юрко.

А он ничем не выдавал своего присутствия, будто и не дышал…

— Ты где, Юрко? — через минуту позвала она. — Ладно, не сердись. Это я на автомате, условный рефлекс. Ты хоть меня понимаешь?

В углу что-то мягко ворохнулось.

— Ну скажи что нибудь! — еще через минуту попросила Оксана. — Ты же знаешь, женщины любят ушами.

— Окосана-Окосана — юрюнг, — жалобно проговорил Юрко. — Синьгами… Ырыатын санаабар! Хатыныны тазы-стыллар!

— Ой, господи! Ну и мова у вас, шаманов… Теперь переведи.

— Окосана — солнце. Важенка… Пыстрый, как олени-ца… Хатыныны, верхний, на непа.

— Небесная оленица? …Ишь ты, а переведешь, так ничего, красиво. — Она помолчала, затаив дыхание. — Юрко, ты подойди ко мне, не бойся. На вид ты, конечно, ужасный, но, может, и его перевести? На язык осязания. Пощупать, например?

— Чоорон тыала як, — отозвался тот. — Синьгами камлать мешает. Шаман серце крепкий ната, кундал твертый. Айбасы клаз вострый, нюх — у-у-у! Волчий… Чоорон шаман Юрко пропатет.

— Очарованный шаман пропадет? Да кто же тебе такое сказал? Может, наоборот, Юрко? Может, очарованный только и справится с айбасами…

Он подумал и вроде бы вышел из своего угла:

— Окосана мутрый… Как баба Сава…

— Знаешь, что думаю? Может, нам с тобой в Якутию вернуться? Да пожить там полярную ночку? Глядишь, и привыкну. Вот сейчас в темноте — так вроде ничего. И не страшный…

— Тундара хотун як, — решительно заявил Юрко. — Темнота як. Ырыатын арыы! Юрюнг хотун.

— Да как же я с таким тобой в люди выйду? — обреченно спросила Оксана. — Все ведь знают, жених у меня на заработках, скоро с алмазами приедет… А ты вон какой явился. Скажут, и стоило ждать столько лет?.. Ну ее, эту Якутию! Чтоб ее айбасы твои побрали! Чтоб Арсан себе в кириккитте ее засунул! Такого хлопца отправила, а что получила?

Он выслушал гневные ее слова, приблизился неслышно и положил голову на плечо. Оксана вздрогнула, но более от неожиданности, а потом нащупала рукой гладкую широкую плешину на голове.

— Если ты шаман, то значит, умеешь людей лечить? Народными средствами?

— Лютей лечить моку, — отозвался он. — У айбасы отнимать.

— А сам себя можешь?

— Сам себя не моку… Кундал як, ынеркия.

— Я вот тоже, — призналась она. — У себя даже насморк не могу вылечить…

— Насморк и шаман не лечит…

— А ты ничего, мягкий стал, как медвежонок… Слушай, Юрко, а ты меня научи камлать? У меня знаешь сколько кундала за это время накопилось? Ынеркии? А я тебя лечить стану!

Он тяжко вздохнул:

— Юрко шаман плокой… Айбасы не боятся. Камлал, стену стрелял — стоит стена. Айбасы крепко строят…

— Ее китайцы строили. А у них вон стена сколько уже стоит. — Оксана встрепенулась: — Юрко! Это ты куда рукой-то полез?

— Окосана юрюнг курдук!

— Нет, ты погоди. — Она вывернулась. — Мне привыкнуть надо… А давай в хату поднимемся? Чтоб посмотреть на тебя? Что мы в подполе-то сидим?

— Тавай… Темнота плоко, юрюнг як.

Оксана попробовала приподнять люк, но тот не поддался.

— Бабушка нас закрыла…

— Юрко откроет! — Он подлез горбом под крышку. — Юрко камень потнимал, кимперлит…

И в самом деле — поднапрягся, распрямился и поднял крышку вместе со сталинским диваном, сдвинув махину в сторону.

— Да ты богатырь! — искренне восхитилась Оксана, поднимаясь в хату. — Вот это кундал!

Она вышла за ним из подпола, и тут… ойкнула, попятилась и, оступившись, полетела назад. Послышался грохот, треск и стоны… Юрко склонился над люком:

— Окосана! Окосана! Хотун канул! Польно?

— Ой, больно! Спиной ударилась.

— Хорошо! Упала — хорошо!

— Что хорошего? — чуть не плача, проговорила она. — Девушка чуть не убилась…

— Ай, хорошо! У Окосаны корп вырастет!

— Чему же ты радуешься?!

— У Юрко корп бар, у Окосаны корп бар — не обитно. Люти скажут: корпатые — тва ичига пара…

И прыгнул обратно в подпол…

Глава 10