Мутанты

— Слышь, Юрко? Ты должен меня понять! Я знаю, ты был бы верный муж. Кому ты еще нужен такой? Но мне еще хочется, чтоб девки завидовали! Чтоб прошла я по селу под ручку с мужем! Чтоб — вся в собольей шубке, в бриллиантах. Чтоб от зависти всем хохлушкам и москалихам пришел кургыт-тара хотун! Не один ты такой романтик! Ну ты что там? Оглох? Юрко? Отвечай, когда с тобой девушка разговаривает!

И вдруг Юрко внизу заблеял по-козлинному и будто копытами затопал. Она встала на коленки, заглянула:

— Что это с тобой? Дар речи потерял? Ты где?

Спустилась в подпол, присмотрелась, а вместо Юрко стоит козел Степка, печально так глядит и блеет нежно, словно козу уговаривает. Оксана опешила на миг: было полное ощущение, будто Юрко козлом обернулся, тем более Степка и в самом деле подошел и давай тереться о ее голую ногу, как кот. Однако она стряхнула наваждение, огляделась — а кадушка-то с капустой в сторону отвернута, и подземный ход открыт.

— Сбежал! — И не раздумывая следом.

Нору сухощавый дед Куров выкопал тесную, под себя — только ползком и пролезть, и то бедра в некоторых местах едва проходят. Оксана протиснулась, проскреблась кое-как и выбралась в козлятник. Посмотрела по сторонам, а уже темно, и не известно, в какую сторону жених подался…

Подземным же ходом она вернулась в хату и, не стряхивая с себя пыли, села на пол, свесила ноги в люк и заплакла:

— Эх, Юрко… Я и сама тыала хотун… Да ведь не могу так сразу. Я и сама одичала!

В это время со стороны Украины кто-то в дверь постучал резко и требовательно. Оксана даже не шевельнулась, хотела сделать вид, что нет никого в хате, но свет горел, и потому стук лишь усилился.

— Ну что вам надо? — сердито спросила она. — Опять кого-то рожать приспичило?

— Ксана! — услышала голос родителя. — Открой, разговор есть!

И она спохватилась, что напрочь забыла про отца, возясь с женихом и устраивая свою жизнь. Встрепенулась — и к двери.

— Тату? Ты как себя чувствуешь? Загрудинное жжение есть?

— У меня в другом месте жжение, — отозвался тот. — Открой!

Оксана покружилась, а дверь заперта на внутренний замок и ключей нигде нет. Но вспомнила, что окно, выбитое кумулятивной гранатой, до сих пор не вставлено и только одеялом завешено. Откинула его, выглянула, насколько позволяла решетка.

— Иди сюда! — позвала отца.

— Тебя что, заперли? — забеспокоился тот. — Кто посмел?

— Ко мне жених приехал, тату, — с горечью и сквозь слезы сообщила она.

— Кто?

— Юрко, тату, дождалась вот…

— И где же он?

— Сбежал от меня… Сижу вот и плачу. Никому я не нужна…

— Ну-ка прекрати! — строго сказал Дременко. — Такая красавица и не нужна! Выбирайся из этого партизанского гнезда и пошли со мной!

— Куда, тату?

— Нового жениха искать. Мы тебе такого найдем — только ахнут!

— Нет таких у нас в Братково. Я же всех потенциальных знаю.

— Приезжие есть.

— Это все контрабандисты и бандюганы… Тарас Опанасович приник к решетке и зашептал:

— Американец к нам приехал, первый раз за всю историю Америки. Сэр Джон зовут…

— Да мы уже познакомились, в резиденции, — вздохнула она. — Такой охальник…

— Нравится?

— Не то чтобы очень… А потом, я в Америку не собираюсь.

— Там разберемся, вылазь! Организуем вам нечаянную встречу. Он всю ночь сегодня будет вдоль границы прогуливаться. И ты тоже.

Оксана на секунду задумалась, после чего с вызовом оглянулась на подпол:

— А что? Назло ему! Пусть своих айбасов стреляет! Я с американцем погуляю. Вон какая ночка теплая, духмяная, волшебная… Закружу ему голову, чоорон хотун!

Отвернула гайки на решетке, задрала подол и перелезла через подоконник на волю…

Они так и просидели весь день в бане. Толстокожий Куров и вовсе проспал с утра до вечера и вставал с полка, только чтобы съесть принесенную бабкой пищу с праздничного стола. А Сова покою не знала — то и дело бегала в хату, прокрадывалась на цыпочках и прислушивалась, что в подполе творится. А там сначала ругались, шумели и вроде даже дрались. Но может, и не дрались, а внук волю давал рукам, проявлял свой кундал и получал за это. Должно быть, сильно разошлись — люк своротили вместе с диваном, из посудника плошки полетели. Бабка подпол закрыла и на всякий случай пулемет разрядила. Она по опыту знала, что после ссор, как после грозы, всегда светло и радостно становится. Ну, повздорили, выпустили лишний пар, ынеркию, и опять благодать. А пара этого за годы разлуки вон сколько у них накопилось — пока весь выйдет, не один день в подполье сидеть придется.

— Не суетись ты! — прикрикивал на Сову дед, просыпаясь. — Лучше вон возьми бубен и камлать учись. Или поспи, а то в полночь шаманить пойдем. Надо внука выручать.

— Взрывчатки-то сколько брать? Мы ведь теперь вдвоем только пуда два унесем, а раньше одна столько таскала..

— Я тебе дам — взрывчатки! — пригрозил Куров. — Мы пока магической силой айбасов крушить станем. Ты лучше мне горилки принеси, чтоб кундал поднять.

— Нечего! Юрко вон почти не пьет, а шаманит. Добывай ынеркию из воздуха, как в телевизоре кажут, или вон упражнениями всякими. Ега называется.