Мутация. Начало

Не спасли. Точнее спасли, но далеко не всех. А все потому, что им просто некуда было возить спасаемых. Как это у нас бывает, в понедельник 27 июня объявили о массовой эвакуации граждан в специальные накопители, а уже на следующий день стало понятно, что накопителей никаких нет. Это просто функционерские жополизы наобещали начальству, что все будет сделано в лучшем виде, а сами спихнули проблему на и так задыхающиеся стационары. Издали приказ и всё — дело сделано. А как этот приказ будет выполняться, никого не волнует. В больницы везли всех, и больных, и здоровых людей, которых вояки эвакуировали из густонаселенных районов города.

Главные врачи и нач. меды стационаров пытались уволиться, но им открыто пообещали смену кабинета на тюремную камеру. И все умолкли. Хорошо, хоть те же вояки понаделали палаток во дворах стационаров. Потому что в больничных палатах места давно кончились. Даже в коридорах. И за полевую кухню с относительно неплохим снабжением спасибо. В остальном у людей была одна радость, что сейчас не промозглая питерская зима, а довольно сухое, ласковое лето.

Все стационары «выли» по-своему. Всем было тяжело. Но больше всех досталось, конечно, институту скорой помощи. Его кубический корпус буквально ломился от пациентов. Пришлось распечатать и хоть как-то подготовить к приему больных обширные подвалы. Очередная комиссия в уме посчитала, что институт способен вместить чуть ли не половину города, вот сюда и везли отовсюду. Вереница из «скорых», нескончаемой змеей ползла по Фучика и Будапештской. И, как все другие больницы, Институт столкнулся с уникальной проблемой: врачам некуда было выписывать пациентов. По сути, все выписывающиеся просто меняли свой статус с пациента, на проживающего. Им выделялась раскладушка, тарелка, ложка и кружка. Если повезет, дадут подушку. И все! Добро пожаловать в новый дом! А кто пытался возмущаться или, не дай боже права качать, того отсылали в отдаленную палатку с усиленной охраной. Дом для неблагонадежных.

Обо всем этом, или почти обо всем думал сейчас Виталик Баженов. А причиной подобных мыслей было то, что он трудился фельдшером на «скорой». И за последнюю неделю ему удалось поспать часов двадцать. Может, чуть больше. Но не сильно.

В таком режиме, мозг начинает работать по-особому. Первыми отключаются эмоции. Все события воспринимаются, как что-то абстрактное. Ни любви, ни тоски, ни жалости, как говорили в одном дурацком фильме. Притупляется страх и напрочь вырубается чувство самосохранения. И, как итог, сильно ослабляется реакция.

На этом многие погорели. Заходили в квартиры без опаски и нарывались на неприятности, которые кому-то стоили жизни. Раньше пациенты врали диспетчеру 03, придумывая себе несуществующие жизнеугрожающие симптомы, чтобы «скорая» приехала поскорее. Теперь же, наоборот, скрывали симптоматику, которая у них была, опасаясь, что медики не приедут. Или приедут, но с полицией, которая последние дни стала быстрой на расправу.

Интернет пестрел сообщениями, в которых мед. службы и полиция сравнивались с фашистскими карателями. Особенно последние. «Моего сына застрелил полицейский, хотя его можно было спасти», «Они приехали, выломали дверь в комнату и убили маму», «У мужа утром появились симптомы, он закрылся в ванной, чтобы нас не пугать, я вызвала «скорую», а они приехали с полицией… эти козлы застрелили моего Колю прямо в ванной». И все в таком духе. Люди врали, исходя из каких-то личных мотивов или, руководствуясь советами из сети. Ситуация осложнялась еще и тем, что задержки вызовов доходили до двух суток. Многим этого хватало, чтобы полностью переродиться, сожрать кого-то из родственников или соседей.

«Модернизируемая» годами скорая помощь оказалась не в состоянии оперативно реагировать на лавину вызовов. Главный врач на местных телеканалах заявил, что увеличил количество машин, но по факту, на этих машинах некому было работать. Половина из них стояла у заборов подстанций. Этот сытый товарищ и раньше утопал в своем дешевом популизме. Он отчаянно рвался наверх, и ему плевать было, что его подчиненные работают в казарменных условиях. Ложиться до 22:00 нельзя, прием пищи запрещен, если есть вызовы (а они могли сыпаться целые сутки), сокращал машины, а те, что оставались, переводил на так называемый короткий график, чтобы не платить за ночную работу. Он создал обстановку, в которой одна бригада работала за три, а на любую критику отвечал выговором и вереницей проверок. Известная в руководящих кругах фраза: «не нравится — увольняйтесь», из его уст слетала с частотой пулеметной очереди. Поэтому, когда пришло известие, что он заболел, из желающих обслужить этот вызов собралась целая очередь.

Виталик потер лицо руками и толкнул водителя, что дремал, уронив голову на руль.

— Сань, двинься вперед чутка, — попросил фельдшер, показывая, что впередистоящая «скорая» проехала вперед и остановилась.