Мутное дело

— Да, да, но содержит уже немножко соли и укропа, — я нетерпеливо сбросила бесцеремонную руку с плеча. — Только Чехов имел в виду другое.

— Хм… А раньше срабатывало, — разочарованно почесал затылок парень. — Какие нынче абитуриенточки начитанные пошли…

Потом была первая влюблённость в тридцатишестилетнего Диму. «Вечный студент» собирался получать третье высшее образование и, говорят, бывал за границей! Тогда это звучало как «бывал в космосе».

У Димы была ухоженная, хрустально-прозрачная золотая борода и невиданные тонкие, тоже, наверно, золотые очки. Я счастливо прорыдала всю ночь от Диминой записки. В ней он признавался в пылкой любви и приглашал меня на свидание.

И горько прорыдала всю следующую ночь, потому что оказалось, что это девчонки подшутили надо мной, нацарапав записку от имени Димы.

Какие там, говорю, экзамены… Ветер в голове и заливистая пионерская зорька в попе.

И всё-таки они наступили. Экзамены. Творческий конкурс я сдала лучше всех.

Мама сделала на дорогу много напутствий. Кроме одного, самого главного: как вести себя на экзамене, если тебя топят. В прямом смысле топят.

Не преподаватель, а абитуриент, сидящий сзади и не знающий ни бум-бум. Не только из билета — вообще из предмета «история» ничегошеньки не знающий.

Вот только что в коридоре он прохаживался и поглядывал на всех сверху вниз. И вдруг его стало не узнать: отчаянный взгляд, суетливые дёрганья, паника.

Он привставал, трогал и дёргал меня за косички и платье, тянулся к моему уху, отчаянно шептал, заглядывал и хватался за мой листок, стучал и даже барабанил по моей спине. У него были круглые, выпученные от ужаса глаза.

Сначала я ему по доброте душевной даже что-то подсказала (Ведь «сам погибай — а товарища выручай»). И сразу заслужила неодобрительный взгляд преподавателя: «Прекратите переговариваться!»

Повторяю, парень тонул в прямом смысле слова и вёл себя, как тонущий человек, от смертного ужаса потерявший человеческий облик. Барахтался, лихорадочно цеплялся за всё, что попадалось ему под руки — а попалась я. Карабкался и громоздился на мои плечи, тащил вместе с собой камнем на дно, лихорадочно и безумно бился в губительной, дышащей смертным холодом воронке.

Я подняла руку и сказала:

— Можно я пересяду? Он мне мешает.

— Это она мне мешает! — взвизгнул парень.

— Если вы оба сейчас же не прекратите, я вас обоих выведу вон, — холодно процедил преподаватель.

Когда меня вызвали, я бойко отвечала по билету, и мне казалось, что историк спит и не слушает меня.

— Так, — сказал вдруг историк, просыпаясь и открывая глаза. — Первого вопроса вы совершенно не знаете. Приступим ко второму.

Я смешалась, замямлила что-то дрожащим голосом. Историк, морщась и не спрашивая по третьему вопросу, аккуратно поставил в ведомости «удовлетворительно», уже забывая обо мне и заглядывая в список, чтобы вызвать следующего.

Каково же было моё удивление, когда в списках поступивших я не увидела своей фамилии, зато увидела фамилию «утопленника». Были зачислены так же два паренька — моих земляка. Они едва говорили по-русски, но у них были справки, что республика нуждается в национальных журналистских кадрах.

Партия, комсомол и родители учили искать причины промахов и неудач исключительно в себе. И я никого не винила. Нечего было кататься на каруселях и есть шарики мороженого! И влюбляться в золотобородых Дим!

Вот какой пласт воспоминаний всколыхнула во мне картинка, которую я наблюдаю сейчас из окна. Соседи, муж с женой, загружают багажник сзади, багажник сверху, забивают кладью заднее сиденье. Бабушка с дедушкой вышли, плачут.

Вот и сама виновница торжества: красавица, умница, аттестат светится круглыми, как солнышки, пятёрками. ЕГЭ 97 баллов.

Вчера она ещё, просто девчонка, визжала и бултыхалась в надувном бассейне с младшим братом. А сейчас уже студентка, немножко смущается, робеет и важничает.

Я машу ей в окно рукой. Всё у тебя будет хорошо, журавлёнок! У всех вас всё будет хорошо, журавлята 2017 года выпуска!

В это время по-осеннему тёмное облако подползает под солнышко. Всё вокруг тускнеет и мрачнеет.

«Прекрасное далёко не будет к вам жестоко, — думаю я. — Как я хочу, чтобы вы жили в стране, где никогда не столкнётесь с враньём, унижением и несправедливостью. Всё у вас будет хорошо и гладко, как написано в книжках и учебниках.

Где вы будете жить долго и счастливо, и вас, упаси Бог, не настигнет нелепая ранняя смерть. Вас не собьют на „зебре“ мажоры и горные молодчики, когда вы будете законопослушно переходить на зелёный свет. Не размажут „пьяным“ автомобилем, в то время как вы с любимым парнем (девушкой) целовались на остановке или шли с рюкзачками, болтая и смеясь, по тротуару.

Если вы парень, вас не схватят на улице, не приволокут в участок, где после задушевной беседы вы признаетесь во всех смертных грехах, а также в убийствах, изнасилованиях и прочих „висяках“, не раскрытых за последний год в районном отделении УВД.