Эти слова недовольного усталого дежурного врача, вырванного беспощадной медсестрой из теплых заботливых рук сна, Клим повторял про себя всю дорогу от больницы до места, где Женя снимала комнату. Повторял как мантру. Женя просто спит. Говорил же он ей хоть немного себя поберечь. Они уже давно не студенты, чтобы работать ночами напролет. Отоспится и проснется. И все будет хорошо.
Врач сказал, что при не самых лучших реакциях на внешние раздражители, ее показатели слишком хороши, чтобы диагностировать кому. И что он видит такое впервые. Желудок промыли, кровь проверили: все чисто. Просто очень глубокий сон.
Просто очень сильно устала…
Или же все-таки что-то случилось? Тогда нужно выяснить, что. И тогда, если она не проснется сама, он сможет ей помочь. Вот и план.
С такими мыслями Клим и подошел к нужному ему дому, где Женя снимала комнату и адрес которого был выдан ему Семеном Владимировичем. Завернул за угол и остановился, разглядывая представшую картину. Дома здесь стояли поодаль друг от друга и не пересекались заборами. Со стороны крыльца поджидал мужчина лет сорока в городской одежде. Клим быстро идентифицировал в нем второго руководителя практики. А вот с противоположной стороны за забором крутился очкастый молодой человек лет двадцати. Он тоже был одет слишком приметно для данного места, и Клим решил, что это кто-то Жениных из студентов. Парень все выглядывал из-за забора, словно пытался заглянуть внутрь дома через окна. Ну не курятник же в самом деле рассматривал. Что-то Климу в нем не понравилось, и он на всякий случай его запомнил. Потом вышел из-за угла окончательно и пошел к Семену Владимировичу, попутно следя за парнем. Тот, заприметив его, нырнул за забор и попытался сделать вид, что просто гуляет. Клим, который сейчас в каждой подозрительной личности готов был увидеть возможную причину Жениного неестественного сна, пожалел, что в данный момент не при исполнении. И в который раз подумал, что в судебной и следственной системе не зря существует отвод для заинтересованных лиц. Когда дело касается своих, самообладание и логику приходится удерживать при себе силой. Не каждый справится.
Но тут Семен Владимирович заметил его и кинулся навстречу. Запинаясь и заикаясь, он произнес очень много лишних слов о ситуации с Женей, несколько раз начинал говорить о том, что Климу не стоило приезжать, что Женя наверняка скоро проснется, что все это какое-то огромное недоразумение, что никогда ничего подобного не случалось. Клим, давно приучивший своих подчиненных говорить исключительно коротко и по делу и не отнимать у него бесценное время, как когда-то его самого приучили к этому, едва сдержался, чтобы не прекратить этот словесный поток одномоментно.
Семен Владимирович, видимо, отчего-то был уверен, что Клим сам не разберется, куда идти и что делать. Переживал, что тот не сообщил о времени прилета, ведь он мог его встретить. Предложил с утра сводить его в больницу, и когда выяснил, что Клим там уже был, страшно удивился и кажется, даже огорчился. Вызвался вести переговоры со старушкой — хозяйкой дома, — чтобы та разрешила забрать вещи Жени, потому что ему она забрать их не дала. Сообщил, где находится гостиница, в которой Клим может остановиться. Клим молча кивал. Потом отодвинул перекрывшего ему путь Семена Владимировича, шагнул за калитку, дошел до двери и постучал.
— Простите, что так поздно, — попросил он открывшую ему низенькую старушку-якутку. — Меня зовут Соколов Клим Светозарович, я муж Евгении.
Семен Владимирович выскочил из-за плеча и попытался что-то сказать, но Клим ему не дал.
— Муж? — недоверчиво повторила старушка. — А документ у тебя есть?
Говорила она с сильным акцентом, слова звучали непривычно отрывисто, и усталому разуму Клима пришлось поднапрячься, чтобы разобрать их смысл.
— Да, разумеется, — ответил Клим и достал паспорт. Показал печать. Как всегда в такие моменты подумал, что забавно выходит: у него на Женю есть документ.
Старушка кивнула и пропустила его в дом.
— А ты иди! — строго велела она Семену Владимировичу и закрыла перед его носом дверь. Пробурчала что-то, чего Клим не понял. Язык был гортанным, быстрым, птичьим. Но живя с Женей, Клим то и дело слышал записи с песнями и сказками на языках разных народов и особенно якутов и эвенков, которыми она занималась больше всех, находя нечто необычайное в их упорстве и одновременном жизнелюбии при том климате, в котором им приходится выживать, поэтому он показался ему знакомым.
— Как я могу к вам обращаться? — спросил он.
Старушка смерила его зорким взглядом.
— Саргылана Ивановна меня звать. Так и обращайся. Как Женья?
«Женья», — повторил про себя Клим. Ему понравилось, как это прозвучало.
— Еще спит.
— Ты ее видел?
— Да.
Старушка нахмурилась, потом кивнула на стол.
— Сядь, поешь.