Мутные воды Рубикона (СИ)

Из-под ног раздался крик. Майро потер заросший подбородок и посмотрел в море. Вода стала бледной и серой, как подслеповатый глаз. Железные листы палубы под ногами слегка скользили от мороза. Осень в этом году была ранняя. Еще две, максимум три недели и пора будетготовиться к зимовью. Предыдущие годы корабль он оставлял на якоре за скалами у Разделительного Хребта. Не слишком далеко в море, но так, чтобы с берега его не было видно. Внизу кто-то снова закричал и громко заплакал. Ну сколько можно ждать. Майро наклонился и поднял люк.

Прямо под люком лежал труп с разорванной шеей. Выпученный налившийся кровью глаз смотрел в лицо Майро. Рядом с ним лежал второй, третий. Картина открывалась постепенно, по мере привыкания глаз к полумраку трюма. Железная клеть коридора была завалена растерзанными трупами. Рабы сопротивлялись не больше, чем овцы волкам. Взгляд Майро пробежал по изуродованным головам. Перекошенные от боли лица и ни одного поврежденного шлема. Чистая работа. В угол забились двое выживших. Оба охранники.

- Майро! – закричал один из них, увидев капитана, - Кто-то выпустил собак. Господи Боже, они же не слушаются никого кроме тебя. Майро, прошу тебя…

Крик оборвался. Грета вцепилась кричавшему о помощи в горло и повалила на пол. Охранник колотил ее руками по тощим бокам, но она не чувствовала боли. Только голод и вкус мяса на зубах. Ногтями она разодрала живот и воткнулась рылом в теплые кишки. Майро слышал, как щелкают ее зубы. Кай, уже насытившийся сидел в другом конце коридора и слизывал кровь с грязных рук.

Второй охранник вжался в угол и трясся от страха. Майро с сожалением узнал в нем Буба. Он собирался сделать его начальником охраны после разжалования Риза. Но тупой Риз как будто почувствовал намерения Майро и не возвращался из города уже третью неделю. Буб посмотрел на капитана непонимающим взглядом и слегка приоткрыл рот. Откуда ему было знать, что Майро сам выпустил собак в трюм пять минут назад. Специально во время пересмены, когда в трюме полно народу. Так он поступал каждый раз, когда сырья не хватало. Раньше он отпускал собак на палубе, но после того как потерял шесть трупов, спрыгнувших в воду, перенес сцену в трюм. Единственным, когоМайро предупредил был Тайль. Майро приказал ему после ужина не выходить из каюты. Маразм подгрызал старика, но заменить его было некем.

- Кай, - позвал Майро питомца.

Монстр зарычал и ощерился. Шлем на его голове немного сбился в сторону и закрывал левый глаз.

- Заканчивай с последним и давай наверх. До темна надо успеть собрать мясо. Сегодня я хочу лечь пораньше.

Игорь (5)

С тех пор, как он попал сюда, прошло достаточно времени для того, чтобы выучить ежедневный ход событий до мельчайших подробностей. Обычно проснувшись, некоторое время он продолжал оставаться лежать в кровати, прислушиваясь к звукам в стене.

Симфония длилась около двадцати минут. Композицию открывали литавры. Металлический звук после каждого удара медленно растворяется в незатихающем гуле. Как будто кто-тошироким шагом ступает по железному полу. В эти секунды он всегда вспоминал корабль Майро. Казалось, сейчас распахнется дверь и на пороге появятся вернувшиеся с работы голодные скелеты или капитан корабля в сопровождении уродливых тварей. Потом подключаются маракасы. Сначала не спеша, потом все чаще и чаще, пока не сольются в единый звук пескоструйки. Монотонно и долго без акцентов и пауз. Потом глухо две низкие ноты трубы, снова литавры, большой барабан три вялых неритмичных удара. Потом все повторяется вновь.

Если он будет лежать с открытыми глазами, то через несколько минут услышит издевательское приветствие призрачной подружки. Оно всегда одинаковое. Смешливоеударение на слово "доброе" и всегда "утро". Где-то снаружи, может, и наступало утро, но здесь в тускло освещенном бункере была бесконечная ночь.

В двух случаях из трех он игнорирует ее приветствие и направляется в ванную. Пять минут на умывание и туалет. Потом, возвращается в номер, натягивает одежду (свои лохмотья он поменял на валявшуюся здесь одежду) и спускается в столовую.

Тарелка овсяной каши с желтымкусочком плавленого масла по середине и стакан чая с ломтиком лимона. В тарелке ровно восемнадцать полных ложек каши, а в кружке двадцать восемь глотков.

В каждом третьем ломтике лимона попадается косточка или две. Косточки он собирает и кладет в карман штанов. Когда карман окажется полон, он высыплет их на стол и пересчитает. За каждый десяток он сделает зарубку на краю стола. Это его календарь.

Дальше он либо пойдет бродить по пустынным комнатам, либо уляжется в кровать и будет таращится в потолок, поддерживая бесконечные разговоры с трехмерной картинкой.