Муза

Опустошив бутылку, мужчины отпустили Терезу. Она давилась, из уголков рта на землю стекали струйки густого масла.

– Кто знал, что рядом с нами живет дьявол? – прошептал мужчина рядом с Олив.

– А теперь вали домой, Тереза, – сказал Хорхе. – И смотри, не уделайся по дороге. Если в ближайшие день-два мы его не найдем, снова жди нас в гости.

Тереза с трудом поднялась на ноги, но тут же споткнулась, и Олив, оттолкнув истязателей, подхватила подругу. На этот раз они ее не остановили. Тереза привалилась к ней, и две девушки поплелись восвояси, а деревенские расступались, давая дорогу бритоголовому задыхающемуся существу, способному в любой момент опростаться, после того как в нее влили целую бутылку касторового масла.

Никто не рискнул в присутствии Хорхе и Грегорио сказать ей ободряющие слова. Все, запуганные, стояли с полуоткрытыми ртами. Они глядели девушкам вслед, а те уходили по пыльной дороге в сторону далекой финки. Наконец они исчезли из виду.

Хорхе и Грегорио залезли в грузовик и рванули в обратном направлении. Постепенно площадь опустела, и остались только черные клоки волос на гравии.

XXI

Олив искупала Терезу и сожгла грязную хламиду. Одела она ее в свой аранский свитер и голубые шелковые брючки, подаренные Сарой. Эти брючки, надо полагать, должны были как-то ее отвлечь, в действительности же они придали ей довольно нелепый вид в контрасте с грубым шерстяным свитером и голым черепом. К тому времени, когда Гарольд вернулся из Малаги, Тереза, получив две Сариных таблетки снотворного, крепко спала наверху в одной из спален.

Прежде чем ему успели рассказать о событиях на деревенской площади, Гарольд поведал домашним о том, что творится в городе. Он был потрясен. Дороги ужасные. Оба разрушенных моста, отрезавших центр города от внешнего мира, до сих пор не починены. Он назвал происходящее «извращенным буддизмом по-испански». Отдаться на волю судьбы – это хорошо, но ведь не ценой жизни! А как иначе объяснить нежелание отремонтировать мосты и тем самым накормить голодных жителей, не говоря уже о военных?

Гарольд припарковал машину на подъезде к городу и дошел до центра пешком. С провизией оказалось туго. Ни консервов, ни сыра – даже сыра! – ни пирогов. Ему удалось раздобыть килограмм сахара, пачку скверного желудевого кофе, ограниченный рацион засоленной трески, несколько свежих сардин, пачку сигарет и умеренно острые чоризо[75]. Центр было не узнать – там, где раньше висели корзины с товаром, остались одни развалины, тебя встречали потерянные лица бездомных, оставшихся без крова и куска хлеба. Гостиницы пока стояли не тронутые, так как их на ночь запирали от мародеров, но целые кварталы превратились в дымящиеся руины.

– Никакой организации, – сказал он. – Полный бардак, – он даже сплюнул, заставив жену и дочь вздрогнуть. Чем, собственно, был так раздосадован Гарольд, чужак, имевший возможность уехать в любое время?

Он рассказал им, что некоторые проживающие в городе эмигранты заселились в отель «Регина», но подавляющее большинство иностранцев собираются покинуть страну вторым запуском с помощью эсминцев, которые, по слухам, собирается предоставить британское консульство. Он сам видел в порту этих людей – англичан, американцев, аргентинцев, немцев, чилийцев, богатых испанцев – с паспортами в руках, а их дорожные сундуки шлепались на землю так, словно носильщики играли в домино.

– Они опасаются «красных», хотя главная угроза – это бомбардировщики Муссолини, – сказал он. – Единственным надежным способом доставлять еду теперь остается морской путь. Пока мосты не восстановят, других вариантов я не вижу.

– Какой нам прок от моря в такой дали! – огрызнулась Сара и, подхватив сардины и чоризо, ушла в буфетную. – Ты купил флаг, как я просила? – донеслось оттуда.

– Ты что, не понимаешь? – закричал он ей. – Воздушные налеты, итальянские военные корабли обстреливают порт! По-твоему, в этом бардаке можно найти Юнион Джек?

Но, по мнению Олив, больше, чем ужасы Малаги, ее родителей нервировала Тереза. В спальне как будто поселился черный призрак, а в самом доме витало чувство вины. Не понимая, что с ней делать, Сара брызгала духами в спальне и приносила ей ворохи модных журналов. Но Тереза встречала ее взглядом исподлобья, никак не реагируя на подношения. И Сара уходила подальше от этой заразительной тоски. Гарольд притащил наверх граммофон, но она не прослушала ни одной из его потрескивающих джазовых пластинок.

На третий день у Терезы началась горячка. Она бесконечно повторяла: «¿Bist du es? ¿Bist du es?» — пока Олив прикладывала ей ко лбу холодные компрессы и молилась, чтобы врач не побоялся нанести ей визит. Олив призывала на помощь Сару, но та даже не отзывалась. Тереза лежала с застывшим выражением припухлого, усталого лица, глаза закрыты, кожа бледная и влажная, как очищенное куриное яйцо.