Муза художника

Однако Йон делает все, что в его силах. Пользуясь услугами дипломатической почты, он заказывает из Дании набор обучающих кассет. В Бухарестском университете курса датского языка нет. Из нордических языков финский кажется коммунистической общине наиболее полезным. Но с помощью кассет Михай сможет освоить хотя бы начальные разговорные навыки, на случай если ему и вправду представится возможность поехать на учебу в Данию.

Еще Йон приносит в посольство книги по искусству, выбранные Михаем в его кабинете, и просит Юльету сделать фотокопии страниц, которые водитель заложил аккуратно разорванными полосками серой бумаги. Михай объясняет, что не может отпечатать их сам, поскольку запасы бумаги и копировальные аппараты находятся под строгим контролем с целью выявления и пресечения диссидентской деятельности. Даже законная научная инициатива с использованием иностранных источников может привлечь к нему нежелательное внимание.

Йон даже отваживается добыть для Михая рекомендательное письмо от Императора. Конечно, не обходится без помощи Хенрика Экерса. Никто другой не смог бы справиться с политической задачей подобного масштаба. Такая степень личной преданности самого способного и умного человека, с которым ему когда-либо доводилось работать, льстит послу. Экерс задает минимум вопросов о своем задании. Йон, в свою очередь, не стремится узнать подробности того, какими средствами оно выполняется. Так или иначе, письмо, напечатанное на бланке Бухарестского университета и подписанное доктором Трайаном Нестореску, своевременно появляется у посла на столе.

Занимаясь делом Михая Олтяну, Йон мысленно посвящает свой поступок Маргарет Мур. Долгое время он сгорал от какого-то необъяснимо приятного стыда, оживляя в памяти их злосчастную встречу в парке Херэстрэу. Иногда посол приукрашивает свои воспоминания дальнейшими событиями, которые не случились, усиливая как удовольствие, так и стыд. Маргарет никогда не должна узнать, что он принял ее вызов.

София появляется в дверях его кабинета.

— Я разобрала этот твой французский. Должна сказать, усилия, которые пришлось приложить, напомнили мне о студенческих днях. Наверное, придется пойти в школу вместе с Фрейей и учить все заново.

— И о чем там?

— Там о твоем художнике, о его друзьях и семье, — говорит София, оглядывая картины. — У меня такое ощущение, что теперь я знаю их намного лучше.

Йон отрывает взгляд от своего стола. Он читал государственную сводку по сельскому хозяйству.

— Думаю, нужно заказать профессиональный перевод. Но ты получила какое-то представление о том, кто вел этот дневник или как он мог попасть сюда к нам?

— О, вела его она. Совершенно ясно, что это дневник Северины. Закончив писать, она отдала его своей американской подруге. Об этом говорится на последней странице. Полагаю, именно поэтому на посылке американский штемпель. Хотя к настоящему времени эта американка должна быть очень старой женщиной — все происходило так давно. Вряд ли она все еще жива. Твой дед неоднократно упоминается как коллекционер работ Рииса. Мне кажется, кто-то посчитал, что дневник должен принадлежать семье, которая владеет картинами. Но там действительно должно было быть письмо.

— Она хорошо пишет, наша Северина?

София не спешит отвечать на его вопрос. У нее на уме что-то еще.

— Йон, — говорит она. — Скажи мне, исходя из того, что рассказывал тебе дед, у Риисов были дети?

Ее голос звучит взволнованно. Он спрашивает себя, с чего бы жене надеяться на то, что Риисы добились успеха там, где сами они потерпели фиаско. Может быть, София пытается воспрянуть духом с помощью истории художника или видит в ней предвестника счастья, которое все еще ждет их впереди. Йон силится припомнить те несколько слов, сказанных ему Севериной Риис, когда дед послал его к ней. «У меня нет своих деток» — вроде бы так? Но это воспоминания сорокалетней давности, которые в любом случае не заслуживают доверия и могут лишь ранить Софию, по всей вероятности принявшую прочитанное в дневнике слишком близко к сердцу. Поэтому он с осторожностью подбирает слова, стараясь, чтобы его ответ был настолько исчерпывающим и правдивым, насколько позволяет память.

— Мой дед ничего не говорил. Я не знаю ни о каких потомках Рииса. А что?

Больше София не желает это обсуждать. Очевидно, что она рассчитывала на другой ответ. Жена решительно пересекает комнату, направляясь к книжному шкафу позади него.

— Я поставлю его сюда.

С деловым видом София обходит супруга и ставит дневник на полку. Прежде чем уйти, она еще раз упоминает, что должны заглянуть Муры — сообщить о своем решении относительно зачисления Фрейи в первый класс следующей осенью.

После ухода жены, медленно раскачиваясь в кресле, Йон замечает, что она засунула старый томик между книгами по философии и литературе. Чувство порядка заставляет его подняться и переставить дневник в другое место, к книгам по живописи и истории искусства. Затем он возвращается в кресло, переключает внимание обратно на колонку цифр, относящихся к аграрной продукции, и принимает решение тему дневника больше не затрагивать.