Как бы то ни было, осталось рассказать анекдот, вернее байку про эту рукопись: вчера я писал последнюю сценку (первый постскриптум). Содержание должно было быть следующим: показать, каким этот текст виделся в самом-самом начале, ведь я проектировал его как сборник зарисовок — что может быть проще? Жизненных баек, анекдотов, путевых заметок и так далее, с куцым, но все же содержательным вкраплением жизненной правды, которая добавила бы некую реалистическую структуру повествованию. В первую очередь, это правда временная: когда, чего и как произошло. И вот первый автокомментарий призван был обрисовать этот замысел и более-менее художественно изобразить его крах и деконструкцию. Мол, в принципе, с первой же сценки я провалился, и из омута выхожу только теперь, на неприглядную сухую сушу, на границу пустыни, где вечное лето, сменяемое лишь весенней дремой да ночным недоуменным холодным обмороком. Я как собака сейчас на берегу, утомительно и глупо трясу боками и мордой, смахивая тяжелую озерную ношу на зрителей, ну в общем, вот — в ходе работы над этим автокомментарием я зачем-то проскроллил этот документ в середину, просто ткнул случайно, кажется, на семнадцатую или десятую страницу (всего в рукописи вышло девяносто четыре страницы одиннадцатого кегля), нашел там опечатки: «девянадцать» вместо девятнадцати и еще что-то такого же порядка, начал исправлять, часы показывали, что уже почти восемь… Чай мой остывал, пора было скроллить обратно вниз. Я работаю в онлайн-файле (
Короче говоря, работа эта закончена, а вы, кажется, хотели заглянуть мне через плечо, поинтересоваться, на что похож текст. Думаю, он похож на что угодно, кроме того, что мы с вами ожидали от него. Это его последние строки и слова, я перестаю быть его создателем, отправляюсь на следующий круг самоистязания — делаюсь его редактором, а дальше, после этой изнурительной работы, — и вовсе читателем с правом довносить правки. Ничего не развязывается чередой этих превращений, никакие сюжетные или жизненные мои узлы, все затянуто намертво, как оно и существует в пространстве подлинной жизни. В том, что я не могу ничего развязать, не могу уйти от нее, уклониться от рока и чувств, — заключена и подлинность ее, и сделанность, и драгоценность. Другой у меня нет, не было, не будет, но пора, как бы ни было жаль, расставаться, ставить точку, дату, подпись, нажимать Send, исчезнуть.