Музей «Шпионский Токио»

Переход ведется переменным аллюром: верста рысью, верста шагом. Видоизменяя в зависимости от пути. Из Сувалок Фукушима выехал в Мариамполь (59 верст) 23 февраля в 11 часов утра при морозе в 10° и при сильном встречном ветре, особенно резком в поле. Его сопровождали офицеры Павлоградского полка, причем подполковник Захаров проехал с ним вплоть до Мариамполя, одетый совершенно по-летнему (на другой день вернулся назад).

Дорога была занесена снегом, и единственная узкая колея была изрыта так, что двум рядом нельзя было ехать. На пути их встретили офицеры 5-го лейб-драгунского Курляндского полка и проводили до Мариамполя, где командиром предложен был обед и ночлег. По расстоянию в 59 верст для нашей кавалерии, привыкшей целыми частями свободно делать такие концы, переход этот ничего удивительного не представляет, но принимая во внимание адский ветер при морозе в 10° и скверную дорогу, можно отдать должное свежему виду обоих путников, у которых не было замечено ни малейшего утомления.

24 февраля Фукушима выехал в Ковно (59 верст), сопровождаемый корнетом Герне.

Владея тремя языками (английским, немецким, французским) и путешествуя по пунктам расположения войск, встречая везде русское радушие и прием, Фукушима не встречает пока неудобств, но в дальнейшем пути, зная только шесть слов по-русски, ему не миновать затруднений, если он не озаботится пополнить свой лексикон».

Майор Фукусима, видимо, озаботился пополнением лексикона (поздние легенды безосновательно приписывают ему «свободное владение» то пятью, то десятью иностранными языками), поскольку трудности похода «в дальнейшем пути» преодолевал успешно, часто с поистине стоическим упорством. Побывав в столице России, проскакав в русскую распутицу по более или менее приличным дорогам центральной части страны, лето он провел в изучении Заволжья и Предуралья. Места эти Фукусима решительно не понравились. На подъезде к Казани температура воздуха достигала тридцати градусов в тени. Фукусима ехал в шинели, и, судя по его описанию, у него случилось несколько тепловых ударов, пока он додумался изменить график и ехать по ночам, а отдыхать днем. Участок пути же от Казани до Перми — 618 километров по подсчетам Фукусима — был почти сплошь покрыт дремучим лесом. Местные жители прочили экзотическому путешественнику встречи там со стаями бродячих собак, волками и разбойниками, но места оказались настолько дикими, что Фукусима «…ни разу не увидал теней ни одного волка и дикой собаки, ни одного разбойника». Зато японец встретил представителя власти: 19 июня в поселке Кильмезь его пригласил на обед местный мировой судья Оттон Александрович Забудский, которому Фукусима подарил на память свою фотокарточку с дарственной надписью. Позже Забудский основал в находящемся неподалеку городке Малмыж первый краеведческий музей, где эта фотокарточка хранится и поныне^{30}.

В начале сентября разведчик ступил на Сибирскую землю, открыв самую важную страницу своей поездки.

Японская газета «Иомиури» не баловала своих читателей описанием гостеприимства русских военных, зато живописала трудности сибирского климата: «Страшный мороз затруднял передвижение лошадей по льду рек и озер; из-за ураганов и снежных заносов копыта их глубоко увязали в снегу, пот тут же застывал, и лошадь вся покрывалась инеем. Выдыхаемый воздух на козырьке шапки, воротнике сразу же замерзал и как бы покрывал шапку сосульками; нос, брови, усы полностью покрывались инеем, и, если на какое-то время закрыть глаза, ресницы смерзлись бы. Кроме того, замерзали и покрывались инеем, как плесенью, металлические предметы в мешке и, конечно, сабля, шпоры и пистолет»^{31}.

Жуткие русские морозы не мешали майору регулярно докладывать о своих перемещениях в Генеральный штаб. Так как в русской армии, полиции и жандармерии в те годы еще не было службы контрразведки, равно как и переводчиков японского языка, Фукусима мог делать это вполне открыто, используя свой родной язык как не поддающийся вскрытию шифр и отправляя письма обычной почтой. Ее никто не перлюстрировал, а если бы нашлись такие инициативные и грамотные работники, знающие иероглифы, возникли бы проблемы с чтением и переводом скорописи.