Музей «Шпионский Токио»

Утида Рёхэй был нетерпеливым (особенно для японца) человеком. Он настойчиво требовал от властей скорейшей реакции на свои сигналы, а в 1900 году, когда понял, что не дождется, решил сам, с группой соратников, организовать в Маньчжурии грандиозную провокацию, которая втянула бы Россию в войну — он вполне созрел для того, чтобы перейти к диверсиям. Однако японское правительство и военное командование, которые держались полностью в курсе намерений Утида, смотрели на это дело иначе и настойчиво посоветовали энтузиасту воздержаться от резких движений. Вот тогда, в январе 1901 года, вынужденный сидеть сложа руки Утида и организовал Кокурюкай, чьей «…первой неотложной задачей является война с Россией и изгнание ее войск из Азии». Название общества лучше и придумать было невозможно. Кокурюкай — звучит красиво, грозно, а для посвященных еще и сразу указывает на место действия — Общество реки Черного дракона: все туда!

Через месяц Кокурюкай приступил к выпуску агитационных материалов: информационных бюллетеней антироссийского характера, которые вскоре сами собой сложились в книгу «Гибель России». Презентацию назначил на сентябрь 1901 года. Цензоры, прочтя макет, схватились за голову: это была бомба — провокация против России не хуже той, что Утида задумывал в Маньчжурии. Его необходимо было остановить. Во время внезапного налета на типографию полиция изъяла все пять тысяч экземпляров, но и тогда Утида не сдался. Он вынужденно вычеркнул из рукописи наиболее одиозные пассажи, и в ноябре книга под совершенно нейтральным названием «О России» все же увидела свет. А дальше произошло самое удивительное: Утида Рёхэй обратился в полнейшего русофила.

Собственно, сам он утверждал, что являлся таковым всегда и до сих пор его просто неверно понимали: «Я никогда не испытывал враждебных чувств по отношению к славянам. Не произносил резких, неприятных слов в их адрес, не играл на чувствах японцев, содрогающихся от страха перед Россией. Я буду счастлив, если действия России внутри страны и на дипломатическом поприще будут гуманны. Человечество должно быть мирным. Поэтому неверно было бы считать, что я думаю только о тех опасностях, о которых писал».

Чуть позже он разъяснял свою позицию, которая спустя какие-то полтора десятилетия ляжет в основу чрезвычайно популярной в Японии мировоззренческой «вилки» — гармоничного сочетания советофобии и русофильства: «По отношению к России, к русским у нас нет никаких дурных чувств. Грех лежит на русском правительстве». Путь искупления греха Утида видел только один: разгром России в неизбежной войне и смена этого правительства на другое, приемлемое для Токио.

Поскольку миролюбивый глава Кокурюкай оказался не в силах развязать войну самостоятельно, он решил сосредоточиться на подготовке кадров, которые могли бы пригодиться на полях сражений. Например переводчиков. Утида не уставал критиковать официальные власти и в этом вопросе: «Если среди наших дипломатов и находятся те, кто говорит по-русски, уровень у них хуже, чем у бродящих по Сибири японских проституток», а потому сам открыл языковую школу. Логично, что следующим шагом стало создание общества дружбы с Россией.

Его проект Утида представил в сентябре 1901 года — одновременно с первым вариантом «Гибели России» — влиятельнейшему политику, четырехкратному премьер-министру и автору японской конституции Ито Хиробуми. Тот согласился, и в 1902 году Японско-русское общество появилось на бумаге. Утида Рёхэй вошел в состав его правления вместе с несколькими представителями токийского бомонда, а формальным главой организации стал экс-посол в Санкт-Петербурге Эномото Такэаки.

Но времени до войны оставалось слишком мало — подружиться с Россией глава Кокурюкай и его сторонники не успели. Хотя пытались. Весной 1902 года Утида решил вступить в переписку с Главным штабом Военного министерства Российской империи и прислал один из номеров журнала «Кокурю» с предложением и впредь обеспечивать наших военных своей продукцией. Трудно сказать, зачем ему это было надо, но в любом случае ситуация напоминала сказку про лису и журавля. В центральном аппарате русского военного ведомства не нашлось ни одного специалиста, способного прочитать то, что прислал Утида, а к университетскому преподавателю японского языка Куроно обращаться почему-то не стали. 31 марта 1902 года начальнику Главного штаба генерал-адъютанту В. В. Сахарову пришлось доложить военному министру А. Н. Куропаткину: «В виду того, что в распоряжении Главного штаба нет лица, знающего японский язык, непосредственное ознакомление, согласно резолюции Вашего Высокопревосходительства, с содержанием журнала “Коку-ли” (так «Кокурю» значился в переписке. — А. К.) для Главного Штаба является невозможным»^{36}.