Читаем Музеи смерти. Парижские и московские кладбища полностью

Из самых знаменитых ученых на Ваганьковском лежит биолог Климент Тимирязев (с. 1920), исследователь фотосинтеза растений, один из первых пропагандистов Дарвина в России и популяризатор естествознания[405], однако его надгробие на Тимирязевской аллее мало примечательно. У астронома Павла Штернберга, умершего в том же году, что и Тимирязев, стоит памятник в виде круглого шара, под которым выбито «Астроном – Большевик». Классический скульптурный бюст (ил. 17) установлен на могиле металлурга-теплотехника и изобретателя Владимира Грум-Гржимайло (с. 1928), создавшего, как указано на памятнике, теории плавки стали и огнеопасности.

Антирелигиозная кампания оставила свой след и на Ваганьковском. На памятнике прославленному адвокату и судебному оратору Федору Плевако (с. 1908)[406] в Скорбященском монастырском некрополе была изображена пьета (скорбящая Богородица, держащая на руках мертвого Христа) – необычная для русской мемориальной скульптуры[407] и созданная в Италии (ил. 18). В 1929 году было принято решение превратить Скорбященское кладбище в детский парк, и останки Плевако перенесли на Ваганьково. Там ему поставили простой дубовый крест; только в 2003 году сообщество адвокатов и потомки Плевако установили вместо него памятник. Большой рельефный бюст Плевако из серого камня на фоне черного православного креста создан скульптором-реалистом Сергеем Полегаевым: лицо строгое, руки сложены поверх капители ионической колонны (ил. 19). Внизу выгравировано: «Не с ненавистью судите, а с любовью судите, если хотите правды» – слова, сказанные адвокатом в защиту Прасковьи Качки (1880), обвиненной в убийстве своего возлюбленного[408].

Ил. 19. Плевако. Рельефный бюст (Сергей Полегаев)

* * *

Разговор об умерших во второй половине ХХ и начале XXI столетий начнем с поэтов, бардов и писателей. На могиле Сергея Городецкого (он из старых поэтов, с. 1967), участника «сред» у символиста Вячеслава Иванова, стоит классическая раскрытая книга на аналое[409].

Среди известных шестидесятников на Ваганьковском похоронены бард Булат Окуджава (с. 1997) и автор молодежной прозы Василий Аксенов (с. 2009); с обоими я дружила. У Окуджавы лежит камень в форме глыбы с его подписью (ил. 20)[410].

Ил. 20. Булат Окуджава. Глыба (Г. В. Франгулян)

Ил. 21. Василий Аксенов. Портрет в раме (Алексей Аксенов)


На памятнике Аксенову (по проекту его сына Алексея) установлен портрет писателя в большой двупластной белой раме на фоне отполированной черной плиты[411]; если присмотреться, в ее верхней части отражается все, что находится напротив (ил. 21).

Неподалеку от Аксенова похоронен Анатолий Ромашин (с. 2000), известный киноартист поколения шестидесятников; на его могиле – традиционный православный крест. С Ромашиным я познакомилась совершенно случайно – на съемках фильма «Агония» Элема Климова в Царском Селе (Пушкино) в 1973 году; он играл в нем Николая II[412]. А рядом с могилой Ромашина находится мемориал «Памяти царственных страстотерпцев Российской империи дома Романовых». На памятнике, установленном обществом «Память» и прихожанами соседнего храма Воскресения в 1997 году, стоит белый крест на голгофе с иконой Николая II. Разумеется, он представляет совсем другую эпоху, далекую от 1920‐х и 1930‐х годов с их разорением монастырских кладбищ. Если меня спросят, как лично я отношусь к причислению последнего императора к лику святых, то отвечу, что отрицательно. Запомнилось, что при встрече Ромашин расхваливал мне Николая, его острый ум, с чем я не соглашалась.

Ил. 22. Сергей Яковлев. Портретный бюст с театральной маской и кулисами (Наталия Юркова и Владимир Европейцев)


Один из самых интересных и необычных памятников на Ваганьковском кладбище принадлежит артисту Сергею Яковлеву (с. 1996)[413]. Под его головой в бюсте изображена театральная маска с кулисами (ил. 22), а на постаменте – крылатый Пегас, снизу еще одна маска. На обратной стороне, среди прочего, кисть и перо (он был также художником и писателем). Рядом с надгробием стоят сфинксы, причем на голове одного из них (справа) лежит рука, а под ней на лбу – лишний глаз. Среди многочисленных фильмов, в которых Яковлев играл в основном второстепенные роли, особняком стоит «Восхождение» (1976) Ларисы Шепитько[414], один из лучших фильмов об ужасах войны. В нем играл замечательный актер Анатолий Солоницын, который тоже лежит на Ваганьковском кладбище[415].

Ил. 23. Зоя Федорова. Столб с плакальщицей (Э. В. Хандюков)

Ил. 24. Леонид Филатов в полный рост (М. Малашенко)


Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Основы физики духа
Основы физики духа

В книге рассматриваются как широко известные, так и пока еще экзотические феномены и явления духовного мира. Особенности мира духа объясняются на основе положения о единстве духа и материи с сугубо научных позиций без привлечения в помощь каких-либо сверхестественных и непознаваемых сущностей. Сходство выявляемых духовно-нематериальных закономерностей с известными материальными законами позволяет сформировать единую картину двух сфер нашего бытия: бытия материального и духовного. В этой картине находят естественное объяснение ясновидение, телепатия, целительство и другие экзотические «аномальные» явления. Предлагается путь, на котором соединение современных научных знаний с «нетрадиционными» методами и приемами способно открыть возможность широкого практического использования духовных видов энергии.

Андрей Юрьевич Скляров

Культурология / Эзотерика, эзотерическая литература / Эзотерика / Образование и наука
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука