Музей смерти

На этом участке крупной растительности не было. Пара перелесков – один в трехстах метрах, другой дальше. Лес темнел на западе в нескольких верстах – плотный, без просветов. К югу – вереница зеленых волнистых холмов. За спиной осталось асфальтированное шоссе – даже не подозреваю, в какое «никуда» оно вело. Через минуту со стороны города пронесся демонический внедорожник, растаял в серой дымке. Ему навстречу протарахтел грузовик, груженный лесом. Еще через минуту в «никуда» проехали «Жигули» шестой модели – темно-фиалкового цвета, неплохо сохранившиеся для своих почтенных лет. Я навострил уши. Машина шла не быстро – впрочем, не исключено, что быстрее она не могла. Сворачивать на грунтовку «Жигули» не стали, пыхтели дальше. Я провожал их глазами – не наша ли тема? Но вроде проехали, назад не возвращались.

– Считаешь, за нами могут следить? – прошептала Варвара.

– Могут, – согласился я. – Хотя с их стороны это весьма рискованный поступок. Проще дождаться нас в городе – мы все равно туда вернемся.

Возвращались тревога, настороженность. Я отвечал сегодня не только за себя, но и за симпатичное существо, сидящее рядом. Я тронул машину. Мы проехали перелесок, небольшую развилку с двумя указателями: налево «Кривошлыково», направо «Лебяжий». Мы свернули налево. Теперь это была не дорога, а «направление»! Грунт проваливался, проезжая часть гуляла волнами, чернели глубокие колдобины. За спиной задребезжало. В сторону коттеджного поселка Лебяжий, выросшего на месте сгоревшего села, подался китайский грузовик. Из кузова до земли свисали гроздья труб.

Дорога проваливалась, грунт разъели трещины. К коттеджному поселку Рубиновое, расположенному севернее, вела нормальная дорога – поначалу она тянулась параллельно «большаку», потом круто ушла в сторону. До села Кривошлыково пришлось трястись по ухабам. Дорога огибала село, втягивалась в него с юга. За волнистыми холмами и островками леса проглядывали двускатные крыши. Село раскинулось на широком пространстве – между холмами, вдоль берегов вертлявой речушки с заросшими берегами. Особняком стояли коттеджи, опоясанные рослыми заборами. Село, по крайней мере, часть села, выглядело вполне современно – джипы у заборов, спутниковые тарелки, несколько рекламных щитов. Дорога ушла за холм, обогнув его, мы приблизились к южной околице, подкатили еще к одной развилке. В сравнении с примыкающей дорогой предыдущая была чуть не автобаном! Вторая, разбитая до крайности, заросшая молодым чертополохом, огибала Кривошлыково с запада, ныряла за заброшенное аграрное предприятие (именно таковым оно выглядело) и, видимо, тянулась к северу вдоль опушки, параллельно первой дороге.

– Мы не будем заезжать в село? – наморщила лоб Варвара.

– На людей посмотреть и себя показать? – улыбнулся я. – А заодно пройтись по местным магазинам и культурным центрам? Нет, Варвара Ильинична, не вижу смысла идти в народ. Если мы ищем захоронение, то оно может быть только на опушке леса или в самом лесу недалеко от опушки. Во всяком случае, это логично. Нам надо обследовать километра полтора. В случае неудачи съедаем твои припасы, ночуем в машине и заходим с другого конца.

– С какого конца? – Она втянула голову в плечи.

– Не знаю, – признался я. – Ходим вокруг села и прибегаем к помощи аборигенов. Ничего полезного они, конечно, не выдадут, но хоть послушаем.

Мой «Террано» был способной лошадкой. Имея приличный клиренс, он легко, хотя и медленно, проходил ухабы. 140 «лошадей» под капотом тянули нас на размытые дождями горки. В разливах грязи колеса буксовали, но с задачей справлялись. Я проглядел серьезную яму, машину тряхнуло, клацнули зубы Варвары, и переключилась волна на приемнике. Надоевшие композиции с «семи холмов» сменил надрывный шансон – без слуха, голоса и чувства меры.

– Именно то, что надо, – засмеялся я. – Вокруг такая Расея…

Она пыталась переключить волну, но пальцы от тряски срывались, ударяли не в те кнопки.

– Господи, откуда это все берется? – ворчала она. – Бандера, Петлюра… Мазепы не хватает…

– По поводу Мазепы – это к Чайковскому, – хмыкнул я.

– Ого, какие познания, – поразилась Варвара и извернулась, подтянув к себе сумку. Через минуту она уже шуршала пищевыми обертками, что-то жевала, хрустела золотинка от шоколадки. Про меня она тоже не забыла – извлекла огурец из своей коллекции, щедро посолила и сунула мне в рот. Я хрустел сочной мякотью, выращенной в китайской теплице, старался не отрываться от дороги. Ей все же удалось попасть в тюнер, и разбитной шансон сменило заунывное техно.