Музей смерти

– Ну хотя бы, – вздохнула Варвара и откинула голову. Местность к западу от села казалась безлюдной. Тому, что упиралось в протяженный лесной массив, меньше всего подходило определение «луг». Канавы, бугры, участки голого глинозема. Лес тоже не отличался дружелюбием. Очень старый, почерневшие осины с березами, много пней, поваленные деревья. Подлесок тянулся на высоту человеческого роста – молодая боярка с черемухой, заросли шиповника. Мы совершали «ознакомительную» поездку вдоль леса, присматривались. Именно сейчас я и осознал масштаб бедствия. В городе все представлялось иначе – приедем в деревню, найдем заброшенную могилу, к которой, видимо, обязана вести ковровая дорожка! Теперь, когда я озирал все эти просторы, удрученно констатировал, что мы погорячились. Мы должны были выяснить хотя бы примерное место!

Еще одна дорога, такой же разбитый проселок, пересекала наше «направление», тянулась от села к лесу. В этом месте находилось деревенское кладбище. Березы и осины стыдливо вуалировали оградки, могильные холмики, покосившиеся кресты и звезды. Кладбище было старым, безбожно растянутым. Древние могилы перекапывали, поселяли на освободившееся место новых «жильцов». Кладбище явно было действующим. До западной околицы села отсюда было метров четыреста. Но сегодня никого не хоронили. Мы проехали погост, снова волоклись вдоль опушки. Лес пятился, проступали разрывы в массиве зелени, потом опять смыкались кусты и деревья.

– Захоронение реально должно быть обособленным от кладбища, – поучала Варвара. – Эти безжалостные слова «Сдохни, ведьма!», ярость, с которой мужики набросились на женщину, камень на шее… Они ведь убивали ведьму – либо женщину, которая представлялась им ведьмой. На Руси, тем более в Сибири, в начале XX века на ведьм массово не охотились, на кострах не жгли, церковь такие развлечения не приветствовала. Но единичные случаи были. Случись, допустим, массовая смерть, неурожай или что-то еще – так быстро выбирали виновницу и наказывали. А лучше втихую – чтобы не дошло до жандармов или урядников. А если на защиту убийц выступало все село, то им сходило с рук…

Дорога превращалась во что-то непотребное и явно вела в тупик. Машины здесь не ездили. Мы вышли из салона, прошли до кустарника. Дальше начиналось болото, чувствовался аммиачный запах. Справа доживал свой век заброшенный амбар с прохудившейся крышей, за ним поблескивала речка. Дальше за холмами – коттеджный поселок Рубиновое. Возможно, через речку имелся мостик, но с нашей стороны он не просматривался. Если ныне покойный господин Крыленко работал в Рубиновом, то высока вероятность, что плиту он отыскал где-то в данном квадрате – этот район находился ближе всего к стройке. Хотя и совсем не обязательно. Маршруты покойного Крыленко были неисповедимы, как и пути Господни.

– Сто лет назад тут все могло быть по-другому, – бормотала Варвара, воюя с корнями, стелющимися по земле. – Больше века прошло, не шутка. Хотя, если вдуматься, село стоит на том же месте, кладбище и лес тоже никуда не переехали…

В болоте делать было нечего – туда бы Крыленко не полез. Мы немного поспорили – я предложил обойти амбар и посмотреть там. Варвара возразила – в болото не полезем. У нее чутье на эти штучки. Там ничего нет. Мы блуждали по светлым березнякам, старались не лезть в высокую траву, памятуя об энцефалитных клещах. Варвара обработала спреем ноги – сначала свои, потом мои. Нарисовала на сапогах антиклещевым карандашом «магические» круги.

– Заклинание забыла прочесть, – усмехнулся я, – чтобы клещи не лезли.

– Почему забыла? Ничего я не забыла…