Музей воды. Венецианский дневник эпохи Твиттера

Падуя. Фрески Джотто в капелле дельи Скровеньи (Cappella degli Scrovegni)

Смотрение фресок Джотто превратили в целый ритуал. Важно заказать билеты заранее (я делал это по Интернету еще в Венеции) на жестко фиксированное время: в капеллу дельи Скровеньи пускают допоздна, но партиями и только на 15 или 20 минут (время улетает мгновенно).

Накануне я зашел в комплекс Городских музеев Падуи, оккупировавших монастырь Эремитани (в него входит действующая церковь с остатками фресок Мантеньи и Менабуои, клуатр с археологическими и нумизматическими коллекциями, пинакотека второго этажа и, разумеется, отдельно стоящая капелла дельи Скровеньи, куда можно попасть только из музейного вестибюля, пройдя по красивому и печальному саду с абстрактными скульптурами), и билет свой выкупил.

На следующий день я посмотрел сначала нутро палаццо делла Раджоне, а затем пришел к Эремитани, где на небольшом пятачке и толкутся главные художественные сокровища го рода.

Боялся, конечно, что многочисленные второстепенные венецианцы замылят глаз, но для первого знакомства вполне достаточно: путешественнику, вечно спешащему к новым зияющим высотам, не до медоточивой медитативности.

Когда время подходит, чуть ли не за руку тебя отводят к капелле, сбоку к которой пристроен стеклянный павильон с небольшим зрительным залом, похожий на аэропортовский накопитель.

Возле него ты ждешь, пока предыдущая группа туристов посмотрит видеофильм с объяснениями и перечислениями, а затем отправится смотреть фрески.

И тогда их место занимает ваша группа.

Собственно, время, отводимое для смотрения Джотто, равно времени показа фильма, и когда, усталый, но довольный, ты возвращаешься в накопитель, там смотрит видео группа следующего сеанса.

Все это, разумеется, работает на ритуал и возгонку вещества ожидания.

О том, чтобы фотографировать фрески, не может идти и речи: вместе с туристами в узкой и весьма необширной капелле находятся два надзирателя, не спускающие с паломников глаз.

Никакой привычной музейно-итальянской расслабленности нет даже близко – так и тогда ты сразу понимаешь, что фрески Джотто – штука нешуточная, национальное достояние и жемчужина всемирного наследия, поэтому, разумеется, и не забалуешь.

Сотрудники капеллы (и музея), кажется, озабочены не столько сохранностью фресок, которые лет десять назад обновили радикальнейшим образом, сколько сохранением, точнее, накоплением ауры, возникающей, если вспомнить Беньямина, из причастности к (сакральному) обряду.

Тут дело даже не в религиозном характере живописи Джотто (хотя он тоже играет свою вторую-третью скрипку), но в простраивании внутри человеческого сознания фигур постоянного ограничения и отложенности результата, за время ожидания которого «душа» успевает очиститься и настроиться на восприятие конкретного произведения.

Это важно, хотя отчасти и механистично. Механизированно.

Тем более если тебя разбивают на группы, постоянно инструктируют и подгоняют, нагнетая заряд (тут, между прочим, важно не пережимать, иначе разочарование окажется едва ли не закономерным), в чем участвуют все сотрудники музея.

Ожидая своей очереди в невеликом фойе входной группы, интересно наблюдать эту игру обслуживающего персонала, привыкшего к каждодневным посещениям Великого Памятника Искусства паломниками со всего света.

Некоторые ведь специально едут посмотреть на вершинные шедевры Главного Итальянского Художника, другие приходят, поскольку капелла дельи Скровеньи – главный туристический аттракцион города и миновать его невозможно.

А люди работают здесь каждый день, в непосредственной близости от «очага духовности», при любой погоде и при любом раскладе, обходясь с жаждущими незабываемых эстетических впечатлений примерно так, как нянечки в детсаде обходятся с детьми малыми и неразумными.

Тут начинает казаться, что все вокруг подобраны с тонким тактическим расчетом, подчеркивающим ритуальность ситуации через демонстрацию всех этих как бы законченных социальных и человеческих типов с тихой, прободной мудростью в глазах.

Не только оттого, что близость к «очагу» причащает их к таинствам и истинам, просто это такой растянутый во времени и пространстве театр, совершенно не настаивающий, правда, на своей демонстрационной природе.

Полустихийный, да.

Это, конечно, крайне интересно, с чем каждый из нас приходит в музей и капеллу, что хочет здесь увидеть и найти, что понять, поймать и сформулировать возле скалы незыблемой данности со статусом вечной, немеркнущей ценности.

Вознесенский писал, что «люди входят в Мавзолей, как в кабинет рентгеновый», где мумия Ленина их насквозь видит.

Зареставрированные, постоянно обновляемые росписи, вероятно, должны навести в голове порядок, что-то такое там перещелкнуть, дабы дальше ты шел по жизни с багажом нового опыта.

Так за этим?

Или за тем, чтобы проверить себя и свои чувства многовековой очередью восхищенных зрителей – все ли с тобой и с твоим восприятием так?