Муж и жена

Арнольд повторил свой ответ сэру Патрику, прибегнув к более пылким словесам, как того и требовали чрезвычайные обстоятельства. Бланш пришла в такой восторг, что совершила один за другим два беззастенчивых выпада против приличий. Она обвила руками шею Арнольда; и даже поцеловала его, хотя благословение государства и церкви на подобные деяния ожидалось не ранее чем через три часа. Содрогнемся — но винить ее не будем. Таковы последствия раскрепощения общественных нравов.

— Теперь, — заявил Арнольд, — мой черед взять перо и чернила. Перед женитьбой я, как и ты, должен написать письмо. Но есть небольшая разница — я хочу, чтобы ты мне помогла.

— Кому ты собираешься писать?

— Моему адвокату в Эдинбурге. Это надо сделать сейчас, потом не будет времени. Сегодня днем мы уезжаем в Швейцарию, верно?

— Да.

— Прекрасно. Я хочу, дорогая, чтобы ты уехала с легким сердцем. Тебе будет приятно знать, что, пока нас нет, мисс Сильвестр ищут специально нанятые для этого люди. Сэр Патрик сообщил мне, где ее видели в последний раз, — и мой адвокат пустит своих людей по этому следу. Помоги мне правильно составить письмо, и машина завертится.

— О, Арнольд! Сумеет ли моя любовь вознаградить тебя зa это!

— Увидим, Бланш, — в Швейцарии.

Держась за руки, они дерзко проникли в кабинет сэра Патрика — прекрасно зная, что в этот утренний час он полностью в их распоряжении. Вооружившись пером сэра Патрика и его бумагой, они сочинили письмо-распоряжение, повелевая возобновить расследование, прекращенное высшей мудростью сэра Патрика. Адвокату предписывалось, не считаясь ни с какими затратами, немедленно принять меры к розыскам Анны и начать с Глазго. Сообщение о результатах следует направить Арнольду, но не прямо, а на имя сэра Патрика в Хэм-Фарм. Когда письмо было закончено, утро продвинулось к десяти часам. Бланш оставила Арнольда, чтобы надеть свадебный наряд и выйти к венцу во всем великолепии — предварительно совершив еще один выпад против приличий, вызванный, конечно же, раскрепощением общественных нравов.

Дальнейшие события носили характер публичный и гласный и строго соответствовали принятой в таких случаях практике.

Деревенские нимфы бросали цветы под ноги новобрачным, идущим к церковным дверям (и в тот же день прислали счет). Деревенские увальни звонили в церковные колокола (и напились на вырученные деньги в тот же вечер). Была узаконенная и жуткая пауза, когда жених, ожидая невесту, томился в церкви. Было узаконенное и безжалостное пожирание глазами — все собравшиеся женщины пялились на невесту, когда ее вели к алтарю. Был предварительный взгляд священника на брачное свидетельство — формальность есть формальность. Был и предварительный взгляд служителя на жениха — гонорар есть гонорар. Все женщины чувствовали себя как рыбы в воде; все мужчины — как рыбы, выброшенные на берег.

Потом началась служба — тщательно продуманная, вне сомнения самая ужасная из всех известных человечеству церемоний, — служба, обязывающая двух людей, которые почти ничегошеньки не ведают друг о друге, пускаться на гигантский эксперимент совместного жития, пока их не разлучит смерть, — служба, говорящая если не словами, то сутью своей: «Прыгайте во тьму! Вот вам наше на то благословение — но никаких гарантий!»

Церемония шла своим ходом, без малейших помех или препятствий. Не было непредвиденных перерывов. Не было недобрых ошибок.

Последние слова были сказаны, церковная книга закрыта. Они поставили в нужном месте свои подписи; гости поздравили мужа; обнялись с женой. Они направились к дому, и путь их был снова усыпан цветами. Свадебный завтрак прошел в спешке; поздравительные речи пришлось укоротить: времени было в обрез, молодая пара могла опоздать на сезонный поезд.

Еще через час экипаж умчал их на станцию, а гости со ступеней дома махали им вслед. Молодые, счастливые, нежно привязанные друг к другу, надежно защищенные с детства от низменных житейских хлопот — их ждало золотое будущее! Они поженились, заручившись согласием семьи, благословением церкви — кто мог предположить, что недалек час, когда в самую пору цветения их любви на них обрушится убийственный вопрос: а верно ли, что вы муж и жена?

Глава тридцать шестая НАКОНЕЦ-ТО ПРАВДА

Через два дня после свадьбы — в среду, девятого сентября — управляющий леди Ланди направил в Хэм-Фарм стопку писем, пришедших в Уиндигейтс.

За одним исключением, все письма были адресованы либо сэру Патрику, либо его невестке. Исключением оказался конверт, надписанный так: «Пертшир, Уиндигейтс-хаус, леди Ланди, для эсквайра Арнольда Бринкуорта», клапаны его скрепляла печать.

Заметив штемпель «Глазго», сэр Патрик (а письмо передали ему) глянул на почерк с некоторым недоверием. Он был ему не знаком — но ясно, что писала женщина. Напротив него за столом сидела леди Ланди. Он рассеянно обронил:

— Письмо для Арнольда, — и подтолкнул его по столу. Ее милость взяла письмо, но, едва взглянув на почерк, бросила его, будто оно ожгло ей пальцы.