Муж и жена

— Джон, милый, — мягко сказала она, — ты весь день у себя в конторе, а я весь день дома. И я волей-неволей должна говорить с людьми, которые приходят смотреть дом. Вы бы видели, что это за люди! — воскликнула она, обращаясь к мистеру Кендрю. — Они подвергают сомнению все, начиная от скребка у входной двери, кончая печной трубой на крыше. Являются в самое неподходящее время. Задают самые оскорбительные вопросы и всем своим видом дают понять, что не верят ни одному моему слову, одна грубиянка спросила, подозрительно принюхиваясь: «Вы уверены, что у вас в порядке канализация?» А один нахал усомнился в прочности дома. Не дождавшись моего ответа, подпрыгнул на своих огромных ножищах, так что все стекла зазвенели. Никто не верит, что почва у нас песчаная, что фасад дома выходит на юг. Никому не нужны все наши усовершенствования. Услыхав об артезианском колодце, изображают чуть ли не водобоязнь. А увидев курятник, забывают свою любовь к омлету.

— Представьте себе, и мне пришлось испытать нечто подобное, — рассмеялся мистер Кендрю. — Человек, снимающий дом, — лютый враг того, кто этот дом сдает. Экая, право, несообразность, не правда ли, мистер Ванборо?

Но и мистеру Кендрю не удалось рассеять мрачное расположение духа хозяина.

— Должен признаться, — буркнул мистер Ванборо, — я не слыхал ваших слов.

На этот раз ответ прозвучал почти грубо. Миссис Ванборо бросила на мужа удивленный и вместе обеспокоенный взгляд.

— Что с тобой, Джон? Ты не болен? — спросила она.

— Человека, кроме болезней, может угнетать и забота.

— Огорчительно слышать, что ты чем-то угнетен. Это касается твоих дел?

— Да, дел.

— Посоветуйся с мистером Кендрю.

— Жду, когда мне предоставят эту возможность.

Миссис Ванборо немедленно встала.

— Позови, дорогой, когда захотите кофе, — сказала она, проходя мимо мужа, остановилась на миг, легкой ладонью коснулась его лба и тихонько проговорила: — Если бы я могла разгладить эти морщинки.

Мистер Ванборо нетерпеливо тряхнул головой. Вздохнув, миссис Ванборо пошла к двери. Не успела она переступить порог, как муж окликнул ее:

— Присмотри за тем, чтобы нам никто не мешал.

— Разумеется, Джон, — и, взглянув на мистера Кендрю, открывшего дверь, прибавила, через силу улыбнувшись: — Не забудьте о лютых врагах. Им все нипочем, могут явиться даже в столь поздний час.

Джентльмены остались вдвоем за бокалом вина. Внешностью и характером они разительно отличались один от другого. Мистер Ванборо был высок и темноволос; блестящий красавец с энергическим выражением лица — таким его видел свет, но только проницательному взору открывалась под внешним лоском врожденная порочность. Мистер Кендрю, напротив, был коренаст, неловок и медлителен, если ничто не побуждало к действию. Глядя на Кендрю, свет замечал только невзрачного коротышку; проницательный же взор различал под бесцветной внешностью натуру добрую и благородную, ставящую понятия чести и справедливости превыше всего.

Первым заговорил мистер Ванборо.

— Если вы когда-нибудь решитесь жениться, Кендрю, — сказал он, — не будьте так опрометчивы, как я. Не женитесь на актрисе.

— Если бы я встретил женщину, похожую на вашу жену, — возразил гость, — будь она актриса, я бы завтра на ней женился. Красавица, умница, самых высоких правил и любит вас искренне. О, человек! Чего еще тебе надобно!

— Очень многое. Мне нужна жена знатного происхождения и со связями, которая могла бы принять избранное общество и дать мужу положение в свете.

— Положение в свете! — воскликнул мистер Кендрю. — Вот человек, коему отец оставил полмиллиона при условии, что он встанет во главе одного из самых крупных торговых домов в Англии. А он мечтает о положении в свете, словно младший клерк в его конторе. Чего ему не хватает? Куда устремлены его честолюбивые помыслы?

Мистер Ванборо осушил бокал и твердо поглядел в глаза друга.

— Парламент — вот куда устремлены мои честолюбивые помыслы, — отчеканил он. — А моя вожделенная цель — палата лордов. И единственное препятствие у меня на пути — красивая и добродетельная жена.

Мистер Кендрю предостерегающе поднял руку.

— Вы, верно, шутите, — проговорил он. — Я таких шуток не понимаю и не приемлю. Ежели вы говорите всерьез, то я вынужден заподозрить такое, о чем боюсь и помыслить. Так что давайте переменим разговор.

— Нет, не переменим! Я хочу наконец поставить точки над I. Так что же вы заподозрили?

— То, что вы разлюбили вашу жену.

— Ей сорок два, мне тридцать пять, я женат на ней уже тринадцать лет. Вам это хорошо известно. И вы всего-навсего заподозрили! О, святая простота! Вы, кажется, что-то еще хотите сказать?