Муж мой - враг мой (СИ)

Сердце сжалось от какого-то пронзительного чувства сострадания. Тэйры Предгорий почти все такие. Там где равнинные спокойно отдают приказы за спинами верных подданных, эти рвутся в бой едва ли не впереди собственной армии. Мой отец такой же. И братья. Наверное, это как-то связано с тем, что сражаться “нашим” приходится куда как чаще. Люди должны знать, за что и за кого они умирают. За общее дело, которое роднит тэйра с рихтом…

Повинуясь странному наитию, я протянула руку и провела пальцем по лбу и переносице спящего мужа. По вискам и снова через лоб…

Лежа было неудобно, и шкуры мешали, я села, раздраженно сдув с лица волосы и снова всмотрелась в лицо герцога. В лицо, в ауру, в самую глубинную сущность.

Здесь надо залатать, а здесь подтянуть, а здесь обрывок чего-то чужого и вряд ли его кто-то заметит, а потом оно растворится, сольется и выльется через десяток лет в неприятную ломоту в плече на дождливую погоду, а то и во что похуже. Здесь снять воспаление, здесь почистить…

Руки порхали над телом, по телу — скользили, гладили, сжимали — но меньше всего в тот момент я думала о том, что прикасаюсь к обнаженному мужчине.

Я сама толком не понимала, что и как я делаю, но знала, что задумываться и пытаться понять ни в коем случае нельзя. Да и это неважно, важно, что у меня получается! У меня получается что-то хорошее!

Гладкая кожа, сильные, но расслабленные сейчас мышцы под пальцами… и последний штрих — губы к губам, и мое дыхание смешалось с чужим.

Оно будто вдохнуло финальные силы в наведенную волшбу, и та на мгновение радужно вспыхнула, и погасла оставив после себя круги в глазах, испарину на лбу, ломоту в теле, и сонную усталость.

Я опустилась обратно на подушку, чувствуя, как слипаются глаза, и силы иссякли так резко, что их нет даже для того, чтобы подтянуть обратно отброшенные шкуры. И все, что я могу — это подкатиться под теплый мужской бок, и, прижавшись к нему, провалиться в сон.

Глава 8

Я проснулся от того, что чихнул. А чихнул от того, что уткнулся носом в копну волос. Мотнул головой, пытаясь от них избавиться и от этого проснулся окончательно. Вздохнул и приоткрыл глаза.

Позднее утро уже осветило комнату, ярко подсвечивая золотыми искрами рыжеватые волосы, выбившиеся из развалившейся косы. Во сне моя сумасбродная женушка каким-то образом умудрилась раскидать и одеяло, и шкуры, и в итоге забилась ко мне под бок в поисках тепла.

Прижимающиеся в области паха женские округлости дарили то еще ощущение бодрости.

Боевой дух вы приехали, многоуважаемая тэя, поднимать? Не знаю, как оно с боевым духом…

Держать Нисайем в руках было приятно. Теплую, мягкую, поддатливую.

И от нее вкусно пахло. Чем-то тонким и свежим — абсолютно неуместный в гарнизоне аромат.

Осознание того, что волна была ночью окончательно разгромлена, в принципе настраивало на благожелательный лад, но вкупе с таким пробуждением… Что-то в этом все таки есть, пожалуй, проснуться в обнимку со своей женщиной после тяжелого боя. Может, Алассы и не такие уж полные идиоты?

Хотя, конечно, тэя Нисайем “моей женщиной” являлась пока что исключительно номинально.

Она спала крепко, длинные ресницы бросали тени на щеку, а дыхание было медленным и слабым.

Я чуть отодвинулся, приподнимаясь на локте, и Нисайем с тихим вздохом потянулась за мной, переворачиваясь с бока на спину.

Нижняя сорочка платья, откровенно говоря, совершенно не предназначенная для сна, задралась и сбилась, полностью оголяя плечо и большую часть груди.

Теперь, когда все закончилось благополучно, угроза осталась позади и опасность окончательно отступила — отступила и моя злость на ее выходку. Вчера хотелось встряхнуть дуреху, усадить на лошадь и шлепком по заду отправить туда, откуда приехала, пусть даже и лишившись при этом кровно необходимого отряда.

Увы, положение обязывает, и желания иногда приходится сдерживать во имя репутации. И выставлять герцогиню идиоткой, к сожалению, было никак нельзя. Все разногласия между супругами должны случаться за закрытыми дверями спальни.

Сегодня уже казалось — ну приехала и приехала. И не побоялась ведь. И мой гнев выдержала со стойким достоинством…

Не удержавшись, я коснулся пальцами молочной кожи плеча и провел ими вдоль кромки ткани, а потом слегка — совсем чуть-чуть — отодвинул ее, высвобождая едва прикрытый сорочкой нежно-розовый сосок. Обвел его по кругу, медитативно наблюдая за тем, как он сжимается в твердую горошину.

“Боевой дух” был приподнят, как никогда, но Нисайем спала так глубоко и безмятежно, что я, вздохнув, вернул ткань на место и убрал руку. Будить ее не хотелось, но и валяться в кровати в ожидании, когда тэя изволит проснуться, тоже.

Поэтому я поднялся, накрыл жену одеялом (и не столько ради тепла, сколько от греха подальше) и принялся одеваться.

Самочувствие было на удивление великолепным. Мелькнула даже мысль, что я даже не помню, когда последний раз я чувствовал себя настолько в хорошей форме в принципе , не говоря уже о после боя. Даже ушибленная рука, ради которой мне не захотелось отвлекать загруженных целителей, не беспокоила совершенно.