Муж мой - враг мой (СИ)

Я покаянно склонила голову, показывая, что мужнину волю узрела и приняла к сведению, но в остальном присутствующие за столом предпочли сделать вид, что ничего не заметили: глава семьи свою позицию обозначил внятно, и только во взорах нежных дам читалось обещание лютой смерти.

После обеда супруга удачно отвлекли дела государственной важности (ну, может, чуть помельче, герцогской), а я улучила момент, и сама подошла к тэйрим Сириль с извинениями. Та изволила покривиться на мои извинения (представляю себе, если бы кто-то из домочадцев позволил себе такие гримасы в адрес матушки, хотя, какие отношения у маменьки были со свекровью, мне не ведомо, бабушка со стороны отца умерла до моего рождения), но всё же согласилась, в знак мира, помочь мне с выбором платья к ужину —  “Ах, я совершенно теряюсь в этих оттенках зеленого! В семь, верно?”.

Подошла и к супругу —  но тот был слишком занят для выволочки нерадивой и нелюбимой жене, и получив время высочайшей аудиенции (“Поговорим после ужина, дорогая), я поднялась к себе.

Замковые дела, которые приходила обсуждать со мной эсса Линед (чтобы сразу после этого переобсудить с тэей Керолайн) были единственной сферой куда меня допускали. Хоть и чисто ритуально.

А когда экономка удалилась из сиреневых покоев, я, прихватив с собой книгу —  генеалогическое древо дорогого супруга, между прочим! — поднялась еще выше. Северная башня была удивительно удачно расположена. Южная и восточная смотрели на горы, Западная возвышалась над долиной, а из северной открывался чудесный вид на город, по-зимнему нарядный, отсюда, с высоты, казавшийся пряничным.

—  Я хочу побыть одна! —  властно распорядилась я, —  Если я забуду, напомните мне, что в восемь часов ко мне прийдет тэйрим Сириль!

И камеристка (уже третья, как бишь ее? Астра?), накинув мне на плечи медвежий мех, почтительно отступила, оставив меня в тесной комнатке наедине с книгой и видом...

Еще удачнее было то, что из этой каморки только один выход, через соседнюю комнату, где ожидает меня мой условно-почетный эскорт из служанок, обычно неимоверно раздражающий, но сегодня —  как нельзя кстати.

Час я действительно заставляла себя читать —  и о, Мать-Искусница, что это был за час!

А когда время истекло решительно, но беззвучно закрыла родовую книгу Вейлеронов.

Заклятие отвода глаз мне сегодня далось удивительно легко —  мне вообще сегодня везло.

Дверь открылась без звука. Хороший знак.

Камеристка читала молитвенник, обе  горничные вышивали и перешептывались с друг другом…

Я знала, чувствовала, что чары действуют, но всё равно кралась из комнаты на цыпочках —  и только выскользнув за дверь, припустила во весь дух.

Тэйрим Сириль пришла точно в назначенный час.

Обвела взглядом пустую гостиную, нахмурила изящные брови.

Подождала. Прошлась по комнате. Постучала в двери спальни:

—  Ваша светлость! —  и покривилась при обращении.

А при свидетелях держит себя в руках, молодец.

И —  повернула ручку. Заглянула в спальню. Постояла на пороге… и вошла.

Я, выскользнув из-за портьеры, проследовала за ней.

Сердце колотилось, как безумное, руки мои холодели, а дыхание удерживать ровным удавалось с трудом.

Сириль зашла в будуар, постояла у туалетного столика, то ли презрительно, то ли завистливо разглядывая обилия шкатулок и пузырьков (между прочим, всё это подарено мне отцом, а вовсе не мужем!) Она открыла одну, другую крышку. Закрыла —  одним пальчиком.

Вышла.

Заглянула в гардеробную.

Постояла напротив белого платья, напяленного на истукан в ожидании момента, когда я вновь надену его, чтобы вместе с мужем явиться в дворцовых храм.

Напротив платья она задержалась даже дольше, чем рядом с драгоценностями Аласских. Она даже почти протянула руку, чтобы коснуться его — но не коснулась. Резко развернулась на каблуках, оставив вмятины в ворсе ковра, и вышла.

Прошла через спальню, дернула ручку запертого кабинета —  и, зло сверкнув глазами, покинула покои мои покои.

Я дождалась, пока за ней закроется дверь. Потом, для верности, выждала еще пять минут, считая гулкие удары собственного сердца и чувствуя, как взмокла спина.

А потом заперлась на ключ, и уже не прячась, прошла через спальню в будуар.

Назад, в башню, я возвращалась… хотелось бы сказать —  вальяжно, как сытая кошка, но нет. Это скорее было похоже на мокрую мышь. Меня колотила нервная дрожь, руки тряслись, влажное платье противно липло к спине.

Страж —  огромный, бесстрашный и прекрасный замок —  смотрел на меня витражами узких окон с прежним отчетливым неодобрением. И если нелюбовь людей я легко приняла как должное, то его отторжение было все же обидно.

Проскользнуть под отводом глаз мимо служанок не составило труда. Горничные по-прежнему вышивали. Камеристка читала. Дверь скрипнула, открываясь передо мной, но ведьмины чары не дали им этого заметить.

И только когда она закрылась за моей спиной, и мореный дуб отрезал меня от всех обитателей замка, дар мне изменил. Помимо моей воли чары выскользнули из рук и развеялись — как будто мыльный пузырь лопнул.