Муж мой - враг мой (СИ)

—  Что ж, —  сказала она, когда мы с ней под руку плавно и чинно направились к парадной столовой. —  Ты молодец уже хотя бы в том, что выжила Керолайн.

Изумленная столь вольным толкование фактов, я взглянула на матушку, но мое негодование пропало впустую.

—  Поверь, жизни бы она тебе не дала, не с её характером, —  похлопала она меня по руке. — Но теперь тебе следует развить успех и закрепить свое положение рядом с мужем! А ты? Что делаешь ты?

Я всё больше понимала, что не понимаю, о чем мы сейчас говорим.

—  О, я помню о планах твоего отца и том, что он забил тебе голову этой чушью! —  небрежно продолжила герцогиня Аласская, шествуя по своему дому(?), — Артефакт замка Лунь, и прочие глупости. Поверь мне, это всё полная ересь. Артефакт нужен для обороны замка — отлично, верни его домой. Но прочее —  это просто безумие! Открыть правду о себе всем и позволить себя отослать?! Тебе, наоборот, следует позаботиться о том, чтобы твой муж никогда, никогда не узнал этой правды, и больше думать о том, чтобы быть ему хорошей женой и всячески ублажать. Бери пример с Оленны. Виторик от нее без ума! Она всегда приветливо улыбается и со всеми мила - и её все любят. А ты? Что за кислая мина, позволь спросить моя дорогая?

Гневно трепещущие ноздри выдавали глубину переживаний моей матушки, с которыми она загоняла  в меня раскаленные иголки своих слов.

—  Я представляю, что тебе сказал твой отец. Что после развода для тебя всё будет по прежнему. Но он мужчина, и он просто не понимает, что такое для женщины —  развод. Твоя жизнь изменится, моя девочка. Ты станешь парией, тебя больше не будут принимать в свете, и никогда не пригласят ко двору — и это лишь малая часть последствий.

Она остановилась, взяла мои руки в свои, и, проникновенно глядя в глаза, грустно сказала:

—  Поверь мне, я лишь забочусь о твоем положении, родная…

И кто-то другой, измученный всем, что творится вокруг, и бесконечно уставший терпеть,  ответил ей вместо меня:

—  О моем положении —  или о своем, матушка? Что станется с вашим положением и статусом, если ваша дочь разведется, и свет узнает, что она —  ведьма?

Холод взгляда тэи Эмелисы был куда гуще холода зимней ночи за окном.

—  Что ты себе позволяешь, девчонка?

Я не нашлась, что ответить на этот вопрос. А действительно, что я себе позволяю: защищать себя? Говорить с ее светлостью открыто?

Что я себе, наконец, позволяю?

—  И что дурного в том, что я беспокоюсь о своем будущем? —  ледяным тоном продолжила тэя Эмелисса. — От этого всё, что я тебе сказала, не перестало быть правдой.

Я продолжала стоять молча и смотреть ей в глаза. Ее светлость сильнее стиснула мои пальцы:

—  Послушай доброго совета, дочь, —  спокойно и властно произнесла она. —  Твой отец уже не молод, и после него герцогом Аласским станет твой брат. Твой развод, если он случится, ударит и по нему тоже, и по его жене. Как ты думаешь, девочка, он будет очень тебе за это благодарен?

Я думала о том, что за весь разговор матушка ни разу не назвала меня по имени.

Ужин прошел сложно: мне кусок в горло не лез, и я разделывала ножом и вилкой поданные блюда на мелкие кусочки, не видя толком, что это, и абсолютно не ощущая вкус. Обеспокоенный взгляд отца и строгая холодность матери спокойствия мне не добавляли. Лис, сидевший рядом, тоже смотрел на меня куда чаще, чем того требовала беседа. Он провел с отцом весь день (в какой-то момент я даже заволновалась, не решил ли папенька потерять родового врага в каких-нибудь катакомбах) и мы едва ли перекинулись парой слов, пока собирались к ужину. Присутствие Анабель и герцогского камердинера не располагало к беседам.

Но я все равно была рада его видеть, хоть и по-прежнему не имела ни малейшего представления, как себя с ним вести. И сейчас я то и дело ощущала на себе его взгляд, но ни разу не подняла глаза в ответ.

Братья старательно делали вид, что всё хорошо, и им не привыкать ужинать за одним столом с Вейлероном. Только Виторик смотрел на меня испытывающе.

Из-за стола я сбежала, как только это стало прилично. Прямо объявила, что желаю походить по дому детства, испросила у мужа дозволения и ушла. Алиссандр оное дозволение дал без восторга, и мою руку в своей задержал при поцелуе так, что пришлось почти вырывать, но… мне нужно!

Правда, долго ходить по замку не стала, только погладила по пути старые камни, утешая — я тебя люблю и помню, и мы еще весело проведем время, но потом, потом…

Тройка коридоров, неприметная дверь, и привет, свобода!

Зима-зимой, но до избушки Рискин у самой замковой стены проскочу, не замерзну!

Ричард, перехвативший меня у самой заветной цели, стал досадной неожиданностью.

—  Ваша светлость. — Он склонился в предусмотренном этикетом поклоне, и меня кольнуло обидой.