Муж-озеро

Однако что пессимистов, что оптимистов становилось все меньше: забор наступал по обоим берегам, как таран, пожирая одну стоянку за другой. Тем, кому не хватало места и кто не желал тесниться, покидали Озеро навсегда. Кто-то пытался встать вторым рядом, но возникали ссоры из-за прохода по «чужой» стоянке к воде. Правда, они продолжались ровно до того момента, когда из-за деревьев появлялись таджики и охранники, и спор разрешался сам собой. Танюша в один прекрасный день обнаружила, что на ее крошечной полянке (она специально с самого начала заняла наименее привлекательное местечко) появились еще две пляжные палатки, мангал, надувная лодка и компания человек на десять. Чисто физически ее не гнали, хотя дамы и делали недовольные лица, намекая, что одинокая полусумасшедшая тетка должна уступить подавляющему большинству парных, социализированных и счастливых. Но Танюша сказала себе, что никуда не уйдет, разве что ее вытолкают силой. Ее не заботили больше покой и уединение; она способна была целый день просидеть в палатке, слушая душераздирающие звуки из колонки. Главное, что ей теперь было нужно — до последнего сохранять связь с Озером. Она несколько раз за день выходила, шествовала мимо молча взирающих на нее самозваных соседей (поначалу они пытались отпускать шутки на ее счет, но быстро оставили это, потому что она не реагировала), подходила к воде, опускала туда руки и долго так сидела, наблюдая, как разглаживается возмущенная поверхность и на нем появляется ее отражение. Три раза в день она купалась, облачаясь в свой старый, вытянувшийся и вылинявший купальник. Теперь, когда Кудимов захватил почти три четверти озера, любой дальний заплыв трактовался как проникновение в его «частную» акваторию. На огороженных берегах по обеим сторонам дежурили охранники: обычно они сидели около наспех сколоченных будок и удили рыбу, либо купались. Препятствовать заплыву посторонних на середину Озера они не могли; однако, стоило кому-то приблизиться к причалу, там начиналось шевеление, появлялись люди, слышались угрожающие крики, а иногда и выстрелы в воздух (как надеялась Танюша, из травматического оружия). Однако по ночам Танюше несколько раз удавалось подплыть довольно близко, и она даже слышала, как Кудимов ругался с женой. Днем она так не рисковала: не только потому, что боялась охранников, но и потому, что как-то раз после заплыва обнаружила, что соседи пытаются вынести со стоянки ее вещи. Завидев, что происходит, она не стала слезно протестовать, как сделала бы раньше. Она спокойно подошла, открыла вход в палатку и залезла внутрь. Как она и надеялась, обнаглевшие гости постеснялись продолжить демонтаж палатки вместе с живым телом внутри. Она услышала сдержанный мат, кто-то со злости ударил по палатке ногой, но больше ничего не случилось. Потом эти люди уехали: их звали в город офисы, зарплаты, банковские карточки и фаст-фуды. На следующий день приехали другие. Они тоже надеялись, что Танюша не выдержит стресса и уйдет, но Танюша лишь улыбнулась в душе, а потом улыбнулась им воочию, выбравшись из палатки и занявшись приготовлением завтрака на кострище, которое они уже успели оккупировать. Пришельцы немного удивились: по их представлениям, Танюше полагалось чувствовать себя, как минимум, неловко. Они не понимали, что самое худшее, что могло произойти с нею, уже произошло, и добавить в этот котел чего-то большего они смогли бы, если бы только силой выбросили ее со стоянки, держа за руки и за ноги. На такое они не решились: как и многим людям такого сорта, им важно было считать себя очень хорошими. Да если бы они и решились, Танюша все равно вернулась бы, и возвращалась бы всякий раз, пока ее не избили бы до бесчувствия. Последний оставшийся вид на Озеро, его вода, шелест волн на ветру — вот единственное, что ей было нужно. Именно это держало ее на свете. Все это у нее пока было, и грубые насмешки оккупантов казались сущей мелочью.