Муж-озеро

Она с весны нетерпеливо ждала сезона волонтерских уборок, предвкушая необычайный экзистенциальный опыт: она убирает, но не одна. И нет больше ни страха, ни унижения, ни ненависти, а один лишь восторг и уверенность в правильном пути. Это должна быть великая победа, реванш за все ее прежние несчастья. Ион, сам того не ведая, умел преобразовывать мир вокруг себя — даже солнце рядом с ним светило ярче. Теперь ей хотелось испробовать силу его волшебства на самом сложном материале — на ордах-тупых-мусорогенных-жлобов. Но тут возникла непредвиденная сложность: Иону и раньше с неохотой давали выходные, а ближе к лету начальник решил, что их и вовсе не существует. Сам Ион не сильно огорчался. Он почему-то был уверен, что аврал вот-вот закончится, и в следующую субботу они обязательно куда-нибудь поедут, хотя тенденция говорила об обратном. Продолжительность рабочих смен тоже неприлично затягивалась, и бывало, что Танюша встречала мужа уже затемно. Как он не бодрился, усталость давала о себе знать: лицо еще больше осунулось, под глазами залегли тени, а морщинка, поселившаяся между густыми бровями, уже не разглаживалась.

— Ионушка, если они тебя и в этот раз не отпустят, я сама туда пойду и с ними поговорю! — заявила однажды Танюша, забравшись к нему на колени и обняв за голову.

Должно быть, это прозвучало очень убедительно, потому что Ион, испугавшись последствий такой инициативы, на следующий день совершил невозможное — попросил о выходном. И его, хоть со скрипом, но отпустили. Таким образом, долгожданный совместный выезд на экоуборку случился уже в разгар купального сезона, когда, с одной стороны, мусора прибавляется, а с другой — он становится недоступен из-за толп купальщиков. Пляжное население не любит, когда волонтеры с мешками приближаются к зоне их мангала: кроме вторжения в личную жизнь, они видят в этом (справедливо) тонко срежиссированный упрек, и за это особенно гневаются.

Всего этого ждала и боялась Танюша, и все это встретило ее на пляже. Но, как всегда под магическим действием Иона, было притушено и приглушено. Танюша шла по пятам за мужем (не только потому, что стеснялась толпы, но и потому, что проход между отдыхающими компаниями был узок), и наслаждалась тем, как все изменилось. Как и в городе, из-за плеча Иона лица уже не выглядели уродливыми, а их выражения — враждебными. Да и сами пляжники, казалось, стали более лояльны к странной паре, которая не загорала, не купалась, не жарила шашлыки, не жевала, а медленно брела с черными мусорными мешками, то и дело нагибаясь и подбирая что-то с песка.

Глазьевский карьер славился кристальной голубизной воды, еще более нереальной оттого, что она плескалась на фоне ярко-желтого песка. Но любоваться на это чудо природы, похожее на тропический рай из рекламы, можно было только в мае — или, наоборот, в сентябре, когда снег уже сошел/еще не выпал, а отдыхающие уже/еще не закрыли его своей пестрой россыпью. В начале осени какая-нибудь из эковолонтерских групп непременно направляла сюда уборочный десант, и берега, по крайней мере с виду, очищали. Но уже через неделю после начала следующего купального сезона субботник можно было смело повторять — так быстро вырастали мусорные кучи около мангальных полян. Разумеется, никто этого не делал, все ждали осени. Уборка среди толпы отдыхающих была не только психологически неприятна, но и чревата всевозможными социальными рисками. Здешняя публика была знаменита тем, что поставляла самые выразительные типы пляжных «быдлогопов». Взглянув на гущу этих татуированных, пьяных, вопящих тел обоего пола, оставалось только удивляться, как не лень было природе столь дотошно воспроизводить хрестоматийные образы. Они могли бы сойти за актеров, решивших изобразить (правда, очень натурально) граждан такого сорта; но в том-то и дело, что все они были настоящими. Попадались, правда, относительно приличные варианты типа трезвых мамаш с детьми, но уже то, что они согласились проводить время в подобном окружении, показывало, что они идейно близки типовым посетителям пляжа.