Муж-озеро

Все были так увлечены обсуждениями, что не сразу заметили, как Танюша шаг за шагом приблизилась к краю ямы, а потом ступила на бывшее дно и заковыляла вниз. Грунт был вязкий, ноги проваливались, но она упорно шла дальше. Она вдруг вспомнила, что там, внизу, было что-то очень важное для нее, и люди могут это затоптать. Скорей, скорей, спасти его! Затуманенный мозг не сразу нарисовал ей этот предмет. Лишь спустившись до самого низа, она поняла, что это было — ветка волчьего лыка, зацветшего слишком поздно… Танюша почему-то была уверена, что ветка еще там, и тяжелые ноги Кудимова вот-вот сломают ее. Она бесстрашно ринулась в самую гущу людей. Никого не замечая и инстинктивно уворачиваясь, она высматривала глазами розовые цветы. Но ничего не было, кроме жидкой грязи, перемешанной ботинками. Кудимов, выбившись из сил, отпустил охранника, и в этот момент заметил Танюшу.

— Это… кто?… Кто, бл…ть? Кто такая?! — Он подбежал и, ухватив Танюшу за плечи, принялся трясти.

— Это та бомжиха… Которая мусор собирает… Она за озеро боролась…

— За озеро?! Боролась?! А-а-а-а, тварь!! — Кудимов с размаху толкнул Танюшу в грудь, и она шлепнулась в лужу. — Где мое озеро, сука? Говори, где оно?

Танюша лежала без движения, и это притупило охотничий инстинкт хищника. Он схватился на голову, завыл и опять принялся бегать по кругу, спотыкаясь в грязи. Охранники, словно в детской игре в жмурки, синхронно отходили на шаг назад, когда хозяин оказывался слишком близко, но далеко убежать не пытались: они знали, что Кудимов сейчас видит не дальше длины своих рук, и на большой дистанции не опасен. Один из них, проходя мимо Танюши, поднял ее и утянул в сторону.

— Ты это… лучше уйди сейчас, пока он звереет… Зачем под руку-то попадаться…

Танюша, ничего не соображая, дала себя увести. Сознание вернулось к ней лишь тогда, когда Нед и Леша тащили ее наверх: заметив опасность, они осторожно приспустились за спиной у Кудимова и приняли соратницу из рук охранника. Нед что-то возбужденно кричал ей в ухо. Обернувшись, она увидела того, который спас ее, а сейчас возвращался к своим. Это был Ваня-прислуга. Только теперь на нем была камуфляжная куртка, как у других.

Танюшу подняли к забору. Она продолжала оглядываться, все еще пытаясь рассмотреть что-то в грязном месиве на дне котловины. На берегу (точнее, бывшем берегу) по-прежнему толпились «заборобои». Все держали в вытянутых руках телефоны. Некоторые пытались не только снимать, но и делать репортажи, и в воздухе разносились, перебивая друг друга, бодрые блогерские речитативы.

— Ну, чего там? Есть внизу дырка? — они алчно кинулись к ней, наведя экраны.

— Какая… дырка?

— Ну, куда озеро ушло?

Танюша не ответила. Она снова посмотрела на котловину, на бегающих внизу людей, на дворец. Белоснежный причал сейчас будто висел в воздухе, упираясь на почти невидимые сваи. На нем стояла жена хозяина и громко кричала матом в сторону мужа. За ее спиной, на лужайке, нерешительно топталась таджикская челядь, и играл маленький ребенок. Должно быть, голос жены прорвал пелену смуты, окутавшую сознание Кудимова, и он отвлекся от своих охранников. Остановившись и повернувшись к ней, он заревел в ответ таким мощным хриплым басом, что лидеру «Рамштайна» было бы далеко до него. Поняв, что супруги замкнулись друг на друге, свита обоих начала медленно отступать назад. Охранники пятились к проходу между клешнями забора, таджики — к главным воротам поместья. Вопли четы Кудимовых выдавливали все живое вокруг.

— Ушло, ушло… — бессмысленно повторила Танюша. — Озеро ушло…

Только теперь она поняла весь ужас потери. Закрыв руками лицо, она заплакала. «Боже, что же мне теперь делать? — причитала она, размазывая слезы грязными ладонями. — Я жила только ради тебя. Почему ты ушел? Почему ты меня оставил?!» Соратники вдруг стали ей отвратительны, и она, не отвечая на участливые расспросы, бросилась к прорезанной давеча щели и вылезла наружу. Она стремилась не к своему лагерю — там ее могли найти, что сейчас было бы невыносимо — а просто подальше в лес. Танюша не смотрела, куда бежит, и только бессознательно выбирала заросли погуще. Она нарочно продиралась сквозь колючие ельники, спотыкалась об упавшие бревна, царапалась и падала. Ветви осин больно хлестали ее по лицу, но ей этого было мало, нужно было еще и еще. Наконец, она запуталась в кустах папоротников, упала (внизу оказалось болотце), поднялась и, заприметив впереди огромное корневище вываленной сосны, направилась к нему. Хватаясь за корни, она залезла на толстый ствол, легла, обхватив его руками и ногами, и тут уже зарыдала в голос. Слезы долго текли по мертвой коре, а вместе с ними выплескивались обиды, надежды и разочарования — до тех самых пор, пока в душе Танюши не стало сухо, чисто и пусто.