Муж-озеро

Непонятно было, снимать лыжи или нет: между завалами лежала глубокая целина, где их все равно пришлось бы одевать. Серега был вынужден скомандовать «идем в лыжах», и Танюша про себя перебрала еще несколько видов мучительной смерти, которой следовало бы его предать. Но вот сквозь деревья завиднелась невысокая железнодорожная насыпь, а справа — все тот же бурлящий мост. Они его успешно обошли. Полустанок «218 км» был слева; до него оставалось около трех километров.

— Сережа, а сколько время? — подала голос Танюша.

— Нисколько. А ну-ка, ускорились! — отрезал Серега и первым пошел тропить вдоль насыпи.

Должно быть, летом здесь шла техническая дорога. Поэтому целина хоть и была глубокой, но бы ровной. Танюша догадалась, почему Серега не отвечает: наверное, времени уже впритык, и есть шанс не успеть. Он не хочет расхолаживать группу дурным известием. «Зачем тогда бежать»? — думала она, шатаясь на своих снежных горбылях.

— Сережа, если мы все равно опоздаем, так может, не будем спешить? — осмелилась она.

— А может, ты просто помолчишь?

Больше никто задавать вопросы не решался. Ион, окликнув Серегу, обогнал его и занял место тропильщика. Три километра! Это немного, если ты только-только встал на лыжи, свежий и сытый. А если перед тем ты уже с ночи ползешь по прилипающему снегу, если пятки твои давно стерты в кровь и каждый шаг дается с болью — тогда это вечность. Танюша уже не проклинала Серегу — мочи не было — а мечтала о том, чтобы каким-то непостижимым образом впасть в летаргический сон и проснуться уже на станции. Или чтобы время прокрутилось вперед.

— Без десяти два, — услышала она за спиной шепот.

Наверное, это Игорек исхитрился на ходу достать часы и сказал время Даниле.

«Десять минут осталось! Значит, не успеем. Станции впереди и не видно».

Но буквально через минуту дорога слегка завернула влево, и вдали показался железнодорожный знак на высокой палке. Позади него лес расступался шире, чем обычно: видимо, там специально рубили деревья под станционную инфраструктуру. Правда, никаких построек не было, кроме маленького сарайчика в конце вырубки. Серега больше ничего не говорил, но группа сама собой зашагала быстрее. Танюше тоже пришлось ускориться, хотя она изнемогала. Если бы не присутствие Иона, она бы давно отстала, расплакалась и… будь что будет. Но Ион шел вперед, ведя на поводке ее сердце, и волей-неволей приходилось переставлять ноги.

Сарай уже был хорошо виден: дощатый, покрашенный какой-то давно выцветшей краской и, очевидно, необитаемый.

— Серега, сейчас два ноль пять! — хрипло крикнул Игорек.

— Ну и чего? — буркнул руководитель после некоторого молчания.

— А того, что поезда не будет. Напрасно надрываемся.

Зашуршали робкие голоса.

— Да как такое возможно? В расписании ведь есть.

— И народ говорит, что ходит. Месяц назад вот группа Кавганича…

— А чего невозможного-то? Это ж Россия. Захотел — приехал, захотел — не приехал.

— А люди как же? Которые пришли и ждут на морозе?

— А у нас много о людях думают? Десяток больше, десяток меньше. Замерзнут, никто и считать не станет.

— А мы как же?

— И что, он теперь вообще не придет?

— Заткнитесь вы!! — вдруг заорал Серега.

Все умолкли и прислушались. Вдалеке послышался — даже не шум, а зародыш шума. Но сомнений быть не могло — это был поезд.

— Вперед, живо!

Группа побежала, а точнее, судорожно заковыляла на своих снежных колодах. А шум нарастал. Через несколько секунд его видовая принадлежность была очевидна даже с закрытыми глазами. Еще немного, и из однородного грохочущего фона стали вычленяться металлические призвуки и ритм колес. Вскоре стоны и охи опаздывающих потонули в нем. Дизель приближался, как приговор. Танюша боялась оглядываться, чтобы не видеть их поражения, но через мгновение торжествующий победитель сам вырвался вперед, заметая группу снегом и ветром. Раздался оглушающий, злобный гудок; это он возвещал свою победу. Затем он начал притормаживать, словно дразня несчастных, которые все еще пытались его догнать. Грохот стих, остался лишь колесный перестук. Состав из трех зеленых вагонов и локомотива медленно подплывал к полустанку. А группа бежала следом, отдавая на милость судьбе свои последние силы.

— А-а-а! Стойте!

— Погодите!

— Подожди, родной!

Торец последнего вагона остановился метрах в двадцати от Сереги. Он издал вопль, одновременно молящий и торжествущий. Двери со скрипом поползли в разные стороны: правая открылась полностью, левая застряла на полпути. Но протиснуться было можно. Серега подскочил к дверям, схватился за ручки, чтобы подтянуть тело к высокой подножке… и тут вспомнил, что на ногах у него лыжи. Секунду он соображал, что делать, а затем, приняв решение, развернул лыжи параллельно подножке, кое-как подтянулся и плюхнулся животом на пол тамбура. При этом половина его тела осталась висеть над насыпью, смешно покачивая лыжами.

— Ты че это?! — из глубины тамбура послышался удивленный голос проводницы.

Не давая ей продолжать, Серега запричитал.

— Там ребята… Они в лыжах… Надо снять… Три минуты!.. Только три минуты… Пожалуйста!.. Не уезжайте… Мы из похода…