– Простите, не интересуюсь календарями. – Я почувствовала, что краснею, и наклонилась, чтобы снять туфли, уже скучая по тактичному, молчаливому Махмуду. Но зато в дезинфектор теперь можно не заходить, есть и свои плюсы в сиделке-женщине.
– Бабуля! Это я! – крикнула я в недра квартиры. Хотелось уже, чтобы эта чистенькая улыбчивая Валентина замолчала.
Из гостиной выплыла бабуля в шелковом сиреневом халате до пят с вышитыми алыми розами. Вещь старинная, бабушка любила винтаж.
– Бабуля! – Я чмокнула ее в обе сморщенные щеки.
От бабушки пахло старостью. Но запах был приятный – то ли сушеные грибы, то ли ржаной хлеб. Опрятная старость.
– Бабуля, какой ужас с Махмудом! Как же так? Почему ты мне ничего не сказала?
– Я тебе три дня пыталась дозвониться, а ты трубку не берешь.
– Как жалко Махмуда… Вы с ним так сжились. – И тут же почувствовала острый взгляд Валентины в спину.
– Потом обсудим, – тихо сказала бабушка. – Дай-ка мне на тебя посмотреть. – Она покрутила меня в одну сторону, потом в другую, вздохнула: – Ну когда ты научишься одеваться как настоящая женщина? Носишь что попало. Впрочем, для кого вам, бедным, одеваться? Вот и ходите, как бледные моли. Тебя бы правильно одеть, накрасить, причесать – была бы как картинка!
– Бабуль, ну кончай уже. Меня все устраивает. Сейчас никто не наряжается, как раньше. Только ультраправые изображают этих твоих настоящих женщин, но это просто смешно.
– Не умеете вы жить, не умеете.
Бабушка завела свою шарманку: как хорошо жилось раньше, до Большого Поворота. Она в этом смысле упертая, сдвинуть ее с места невозможно. Я уже давно поняла, что надо помалкивать в тряпочку и стараться поменьше возражать. А вот Валентина, новая сиделка, похоже, еще не поняла. И немедленно озвучила собственное мнение:
– Ну зачем вы так! У вас очень красивая внучка. И одета миленько. И вообще, что значит – для кого одеваться? Для себя! Только для себя!
Бабушка закатила глаза и шумно вздохнула. Но сдержалась:
– Вот что, милочка, завари-ка ты нам ромашку.
Валентина, поджав губы, упорхнула в кухню, а бабушка увлекла меня в спальню:
– Пошли туда, а то при этой выдре и не поговорить толком! Все время лезет со своими комментариями, как будто ее спрашивают. Вот не хотела я брать бабу, как чувствовала… Трещит без умолку, уколы делает больно, как носорогу, от телефона не отрывается… А по деньгам – почти в полтора раза дороже, чем Махмудик.
– У женщин есть своя жизнь, а не только твоя. Махмуд мог от тебя не отходить двадцать четыре часа в сутки. С женщиной так не выйдет.
– Она уже вчера вечером убегала – то ли в театр, то ли к трахальщику своему, я так и не поняла. А потом еще небось семью заведет.
– Бабуль, она имеет право. Она – женщина. Подавала бы запрос на мужчину. Еще не поздно, кстати, у тебя три замены.
– Через мой труп! Не буду больше брать мужика. Я к Махмуду всех душой привязалась. Он чистый ангел был. И вот в один день. Был и нет. Еще раз не переживу, сердце разорвется. Видела эту сцену с Гастро-Марком?
– Это просто невезение. Лотерея. При хорошем раскладе мужчина может проработать у тебя лет тринадцать.
– Кошки и то дольше живут, – фыркнула бабушка.
Я про себя улыбнулась. Бабушке сто два года. Мысль о том, что она сама может не пережить мужчину-сиделку, ей в голову не приходит. Может, и правильно. При нашем уровне медицины женщины живут долго – тьфу, тьфу, тьфу.
– Поменяй на другую женщину, если эта не нравится.
– А что толку? Они теперь все такие. Лучше Махмуда не будет.
– Не убивайся так. Махмуд ведь уже был предпенсионного возраста.
Бабушка опять вздохнула:
– Это да. Все равно бы уморили.
– Бабуля, ну что ты несешь? В возрастных изоляторах хорошие условия, постоянный уход. Все сделано для мужской безопасности.
Бабушка махнула рукой:
– Наивная ты, Ариадна!
Поехали… У бабушки две страсти: убогий гардероб современных женщин и теории заговора. Про тряпки поговорили, теперь добрались до преступной паутины. Надеюсь, что никому не придет в голову на нее настучать. За верного Махмуда я была спокойна, а вот эта новая сиделка… Ох, не знаю.