Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга третья

…не вижу в этом особого смысла, крайности христианского смирения мне чужды…

чтобы перестать кичиться собственной репрезентативностью.

Осталось сделать последний шаг, признаться, что писал не только для самого себя, но и для других. Надеялся, что что-то могу подсказать другим.

И мужчинам, и женщинам…

Январь, 2017

Послесловие

Последнее усилие. Самое трудное. Тот самый случай, когда невозможно избежать невыносимой тяжести бытия. На лёгкость рассчитывать не приходится, хорошо бы тяжесть окончательно не раздавила…

Внимательный читатель обратил внимание, что книга посвящена трём женщинам моей судьбы, а в самой книге говорю только о двух женщинах: бабушке и жене.

Только однажды признался, что и у меня свой ангел, он на моём столе, за моим столом, над моим столом, незримо поддерживая меня, если удаётся выбраться из отчаяния.

Почему «три женщины», о каком «ангеле» идёт речь?

Объяснение простое до безумия…

Книга была задумана с посвящением двум женщинам моей судьбы, но в период написания книги, в результате нелепого случая

…за этой «нелепостью» можно обнаружить и повсеместное отсутствие профессионализма, и безудержную алчность, с которой многие не могут справиться, и многое другое, что составляет сегодня реальность нашей страны…

ушла из жизни моя внучка.

Был май 2014 года. Внучке было 10 лет.

До этой роковой черты, часто говорил окружающим, вы не понимаете, какой счастливой может быть старость.

Что я имел в виду?

Утром меня будил звонок внучки, просто трёп, плюс указания на этот день. Я был её роботом и должен был беспрекословно выполнять все её приказы. Потом, когда она уходила в школу, работал над книгой.

Как-то я спросил её, «а что, если я тебя не послушаюсь». «Послушаешься», уверенно отпарировала она, будучи уверенной, подобное случиться не может. И она была права, робот не может ослушаться.

По вечерам, когда она забиралась в постель, я должен был смешить её. Сам удивляюсь, как мне это удавалось. Она заливалась смехом, и её громкий смех был слышен в других комнатах. Удивляюсь, потому что «смешное» не моё амплуа. Даже анекдоты рассказываю уныло.

И еще она любила, чтобы мы говорили о том, какой она станет в будущем, где будет жить, сколько у неё будет детей, какая будет у неё машина…

Теперь думаю, что мои отношения с внучкой были той же трансформацией, или модификацией, «мужского» и «женского». Возраст не помеха, был рыцарь (робот)) и его дама, оба от этих ролей получали необходимый кайф, для «дамы» естественный, возраст, натура, для рыцаря спасительный, возраст, образ жизни. О чём ещё можно мечтать.

После мая 2014 года нашёл в себе силы, чтобы продолжить работу над книгой. Пришлось внести небольшие коррективы, посвящение, послесловие.

Вот и всё.

Добавить нечего и к этому «послесловию», и ко всей книге в целом. Что мог – сказал, как мог-так и сказал.

Оставляю книгу на подмостках сцены жизни, а сам удаляюсь за кулисы…

Приложение

Тогрул Джуварлы Хранители города Лицо из фрески

Воспоминание – это всегда усилие. Некоторые знакомые, которых уже нет, совсем стираются из памяти, растворяясь во времени, которое унесет скоро и тебя, и, тем не менее, испытываешь почему-то странную неловкость, что уже не можешь вспомнить ни черт лица, ни улыбки, ни голоса.

Либерту Мусаеву (Бадалову) и сейчас, через время, вспоминаешь легко, без малейшего напряжения памяти. Глубокий испытующий взгляд из-под копны пепельно-белых волос. Поразительной красоты голос, словно рассыпающийся на осколки звонкий смех. Домовитость, а рядом с ней – царственность манер, грация движений. Она абсолютно естественно смотрелась бы в нарядах аристократок начала прошлого века. Мне она всегда казалась частью этого мира, который смотрит на нас с потускневших фотографий того времени. Взгляд, достоинство, стать…

Красивые люди часто разочаровывают. Для многих из них и весь мир, и каждый человек – это зеркало, в котором они постоянно видят только собственное отражение. Нахожу в этом что-то пугающее, даже отталкивающее. Вся красота сворачивается в род замкнутого пространства, другую ипостась пустоты.

Красота Либерты была иной. Она была открыта миру, излучалась в мир. Она была лишена даже тени самолюбования. Именно поэтому в любом людном месте, где она появлялась, она становилась невольным центром притяжения (любопытство, симпатия, восхищения).

Однажды я пересказал ей японскую поговорку, которая загадочна для меня и поныне: «Женщина никогда не может полюбить пустого мужчину, потому что в сердце его нет ни одной трещины, через которую она могла бы проникнуть в него и заполнить его любовью». Она понимающе улыбалась, словно знала это всегда. Несовершенство мира не пугало её. Она заполняла этот мир любовью, и первым угадывали это дети. Мои повзрослевшие дети до сих пор помнят одно – единственное лето 1992 г. В Шеки, где тетя Либерта была душой, заводилой детского общества.